Григорий перестал дергаться и начал жалобно скулить.
— Что? Виктория?! Ну и кто баба-мужик?! Тьфу.
Виктория ослабила хватку, Григорий выпрямился.
Какое-то время они сидели молча, не глядя друг на друга. В кухню важно зашла толстая кошка, выгнула спину, заурчала и нагло запрыгнула Григорию на колени. Он нервно спихнул ее. Виктория начала томиться затянувшейся паузой.
— Ну, ладно, коллега, мир. Ты чего помолчать пришел или поругаться?
Григорий ответил Виктории, не глядя на нее:
— Нет, шею помассировать. — Он ощупал шею. — Синяк будет. Ты чего ей вчера такое ляпнула, что она, как угорелая, в Коламск помчалась? Прошлое искать. Не дай бог найдет.
Викина бровь удивленно взлетела:
— О-о-о, беда! Я ведь не меньше тебя переполошилась, когда ее увидела. Я ей ничего такого не говорила, веришь? Ни полслова. Ни полунамека. Так потрепались о детях, две домашние клуши. На голову она жаловалась — это правда, а ты чего за ней не подорвался, не вернул?
— Я под утро пришел, а там письмо, — обмяк гость и протянул Виктории Катину записку.
Она с интересом пробежала ее глазами.
— Да уж. Видно, все-таки живет у нее чего-то там в головенке, тлеет, ворочается, химикатами недобитое. Сначала Катька моя, потом я — катализировали процесс, вот и дернулась. Да ты не переживай так — чего она там найдет — еще большую кашу, чем в своей башке. В нашей истории-то черт ногу сломит. Ты, я да поп — больше никто в этом мире правды не знает, но нужна ли она кому-нибудь — это другой вопрос. Нака, глотни «Годэ», — Виктория достала из шкафа бокал и налила коньяку почти до края.
Григорий молча взял бокал и, отхлебнув из него, сказал:
— Значит, ты ничего не сказала. Я всегда надеялся, что ты не подведешь, даже когда след твой потерялся, я Отца успокаивал. Он, кстати, звонил мне сегодня, она с утра уже у него была, его чуть Кондрат не хватил. Я хотел приехать, а он говорит, сиди тихо, тебя здесь не хватало, паникера. Твое дело — людям жизнь спасать, а мое — душу успокаивать, сам управлюсь. Говорит, в глазах у нее святость увидел, совсем свихнулся. Восемь лет я с ней, в глазах ее только преданность собачья.
— Ну а чем не святость? Завидую! Выглядит она, кстати, отлично. Ладно, Пантелеймон — кремень и мозг, он все вырулит. В конце концов, кто, если не он? Так что вернется через пару дней твоя птичка в клетку, походит по родным камням, помолится, на могилке предков поплачет да прилетит к птенчику. Мне Катька все уши прожужжала про Аньку вашу, прямо влюбилась, по самые эти самые…
Злобно взглянув на хозяйку дома, Григорий поморщился:
— Не стыдно тебе про детей так.
Виктория, не обращая внимания на огненные взгляды гостя, пыхнула сигарой.
— Я ж в хорошем смысле. Я за свою Катьку любого задушу, извини, опять сорвалась.
— Да, ладно, — сдался грозный Гриша. — Я свою Аньку тоже до смерти люблю. Давай, что ли, выпьем за нежданную встречу, за детей наших любимых да чтоб все обошлось.
— Тихо, тихо. Что-то разогнался ты, давай сначала за Катю выпьем, за святую нашу, за ее большое сердце.
— Никогда не понимал, когда ты шутишь, а когда серьезно, — сказал Дроздецкий, заглатывая душистый коньяк.
К нему на колени опять запрыгнула кошка. Григорий, немного успокоившись, погладил ее:
— Киса, киса, хорошая кошка.
Виктория криво усмехнулась:
— Это кот. Русский голубой кот, кастрированный, правда. Мужиков, гад, очень любит, ни одного не пропустит. Еще бы. У нас в семье с мужиками не очень, дефицит.
— Кота случайно не Женей зовут?
Вмиг с Виктории слетело все ее напускное благодушие:
— Пошел вон, дурак! Анька твоя пусть приходит, а ты чтоб на двести метров не подходил.
ГЛАВА 4
09.09.2006 12:30
Катя пришла в себя оттого, что Белка прыскала на нее водой из графина. Она была все в том же ресторане, рядом Белка — заглядывает в глаза. Вроде бы отпустило, и что с ней случилось минуту назад — непонятно. Мысли обрели былую четкость. На сцене стало пусто, танцоры исчезли. Белла смотрела на нее с неподдельной жалостью в глазах:
— Бедненькая, как ты его все-таки любила. А познакомил вас Папаген. Помнишь Папагена?
Катя отрицательно покачала головой, не в силах что-либо сказать.
Тогда Белла с готовностью взяла инициативу в свои крупные руки и начала рассказ:
— Тебя в клуб к нам Папаген пристроил. Ты такая смешная пришла, совсем зеленая еще, ну ясное дело, только после школы. Танцевала ты просто класс! Это все отметили. Нам со Стрелкой ты походу сразу понравилась. И Женька-гей запал на тебя капитально.