39

Вот уже больше часа Шейла и Брайан держали путь на север, все дальше удаляясь от Голуэя. И хотя в это трудно поверить, но темная извилистая дорога становилась с каждой минутой все пустыннее и темнее. Наконец они подъехали к избушке, где жила Маргарет.

— Повторяю в последний раз, — наставительно произнес Брайан. — Шейла, ты должна напугать ее. Дай ей понять, что Мэй Рейли не успокоится до тех пор, пока она не заберет все картины у своих друзей и, что самое главное, не отдаст их нам.

— А стоит ли вообще упоминать наши имена? — спросила Шейла, натягивая на голову черный парик и завязывая под подбородком ленточки белого чепчика.

— Я бы не стал вдаваться в такие подробности. Постарайся разговаривать загробным голосом, но так, чтобы до нее дошел смысл твоих слов.

Брайан сбавил скорость и, притормозив на обочине дороги, тянувшейся вдоль густо разросшейся кустарниковой поросли, выключил габаритные фонари.

— Тут самое подходящее место, — сказал он. — Отсюда нас никто не увидит.

— Темень — хоть глаза выколи! — воскликнула Шейла. — Я даже не стану возиться с этим липким белым гримом. — Она открыла пудреницу и подвела глаза черным карандашом.

— Ну, как я выгляжу? — спросила она.

— Просто мороз по коже, — ответил Брайан. — А теперь вперед.

— Что значит «вперед»? Не думаешь ли ты, что я отправлюсь туда одна?

— А что тут такого? Это всего в двух шагах отсюда. И потом, ты одета как привидение, а местные к ним давным-давно привыкли. Но если кто-нибудь увидит, как я разгуливаю в потемках, то непременно позвонит в полицию.

Шейла выбралась из машины, накинула на плечи плащ и растворилась во мраке.

*

А в это время полусонная, но взбудораженная Маргарет свернулась калачиком под одеялом в своей объятой мраком спальне. На улице было тихо и темно. Она ворочалась с боку на бок, но сон к ней не шел. Ненадолго вздремнув после обеда, она до сих пор не могла успокоиться, вспоминая привидевшийся ей кошмар: ей снилось, будто призрак Мэй Рейли забрел в ее студию, бывшую когда-то оранжереей, и сбросил на пол все кисти. Проснувшись в холодном поту, Маргарет поклялась, что никогда в жизни больше не будет писать. Но что же она будет делать? Страшный сон и страшная клятва заставили ее теперь мучиться от бессонницы.

Так она лежала с широко распахнутыми глазами в кромешном мраке. Во рту у нее пересохло. Маргарет подумывала, не принять ли ей две таблетки аспирина, который она оставила на прикроватной тумбочке. Действительно, а почему бы и нет? Она привстала, включила ночник и протянула руку за белыми таблетками. Но потом вдруг передумала и выключила свет. Да не нужны мне эти пилюли, подумала она. Маргарет была не из тех, кто привык чуть что хвататься за лекарства. Но через минуту снова включила свет, бросила таблетки в рот, запила водой и, погасив ночник, откинулась на подушки.

От громкого стука в окно она едва не лишилась рассудка.

— Ма-а-аргаре-е-ет… — донесся снаружи протяжный женский голос.

Бедная Маргарет вцепилась побелевшими пальцами в одеяло: она была так напугана, что слова застряли у нее в горле.

  76