— Я рассказала ей, что ты мне утку выиграла, — добавила она, видимо полагая, что это меня взбодрит.
— Не я же выиграла! Выиграла ты!
— Да, но ты помогала мне держать сетку.
— А насчет панды ты сказала? Она кивнула.
— Вот, наверное, поэтому голос ее и был таким печальным. Она услышала обо всем этом и пожалела, что не была с нами, не веселилась, как мы.
— Да. — Она взвесила сказанное. — Наверное, ей этого хотелось. Что ж она не приезжает домой?
— О, она приедет, дорогая, обязательно приедет.
Мы еще посидели немного. Она высвободилась из моих объятий, и теперь я не могла сказать, что она чувствует. Я внезапно забеспокоилась, не делаю ли какой-то ошибки.
— А когда твоя мама умерла — я хочу сказать, в детстве, когда ты была маленькой, — заговорила наконец Лили, по-прежнему не глядя мне в глаза, а уставясь на ступени лестницы, — тогда ты скучала по ней?
Скучала ли я? Я вновь перенеслась в родительскую спальню: вот я стою там, глядя на то место на кровати, где обычно спала мама, и покрывало там такое гладкое, блестящее, как море в штиль, и на секунду я опять почувствовала разверзшуюся внутри меня дыру.
— Да, — ответила я. — Я очень по ней скучала. Но твоя мама, Лили, не умрет. Она просто немного задерживается.
Мы еще посидели с ней. Все слова, что приходили мне на ум, казались фальшивыми и ненужными. Я чувствовала, как подрагивает в моей руке ее ручка. Помоги ей, Стелла. Придумай, как это сделать.
— Хочешь, остаток ночи будем спать вместе? — спросила я, крепче прижав ее к себе. Может, это поможет заснуть?
Я не ожидала, что она согласится, но она согласилась, и, сгребя ее в охапку, я понесла ее наверх по лестнице.
Отсутствие — Воскресенье, утром
В середине ночи он отпер дверь ее комнаты.
Она лежала в постели, приобняв рукой лошадку. Она не спала.
После его ухода она долго вспоминала и проигрывала их беседу — так влюбленный ищет тайные смыслы в словах, сказанных при первой встрече. Не помогло. Чем больше времени проводила она в его обществе, тем большую зыбкость и неустойчивость чувствовала. Чем меньше он говорил, тем подозрительнее она становилась, и с каждым новым его признанием она все меньше верила ему. Впрочем, женщина действительно была. Это подтверждали снимки. И между ними существовали какие-то отношения, это было совершенно ясно, хотя отношения вовсе не те, о которых он говорил. Старомодное ухаживание, счастливое супружество, печальная кончина — в наши дни даже романы и то не так слащавы. А если это было правдой, зачем так долго уверять ее в этом? Здесь и заключалась странность. Все произошедшее — ее умыкание, плен, его гостеприимство — говорило ей об одержимости, но кем? Ею или умершей? Для чего она ему понадобилась — в качестве замены или просто как свидетель? Могло показаться, что ему надо уверить ее в чем-то, чтобы увериться самому. И она подозревала даже, что в известном смысле он не слишком ею интересуется, глядя не на нее, а скорее сквозь. Может ли это означать, что он собирается сдержать слово и отпустить ее? И сдержит ли свое слово она — подождет ли покорно, пока он ее отпустит? Ответы на оба вопроса казались очевидными.
Но, так или иначе, спать сегодня ей не придется. Еда сделала свое дело, преобразовав дневную потерянность в беспокойство и энергию. Она еще и еще раз обежала комнату в поисках чего-то, что могла пропустить. Исчерпав таким образом все возможности спальни и ванной, она погасила свет и забралась в постель, где, глядя на потолок, мысленно обследовала уже весь дом, пробуя окна и двери, дергая замки, и наконец выбиралась на свободу, пока воображаемый он спал над своими пузырьками с проявителем.
Мысленно она все возвращалась в ту темную комнату. Если он проводил в ней столько времени, может быть, и сейчас он там? Глубина его одержимости и запах, исходивший от его одежды, позволяли предположить, что в это помещение его тянуло постоянно. Но когда-то далее и ему требуется сон — если не там, то где-нибудь рядом, чтобы услышать, не забеспокоится ли она среди ночи. Тот факт, что он не услышал, как в первую ночь она билась в дверь, еще не означает, что он вообще не способен это услышать, скорее доказывает лишь то, что он предпочел не слышать этого. Почему-то ей важно было знать, где он находится. Мысленно представлять его местонахождение так же точно, как он представлял, где находится она.