Особенно,... 
73 
«Хоть полетаю перед смертью», — мелькнула мрачная мысль. Чегай барахтался на поверхности озера прямо подо мной. Ох и тресну я его сейчас по голове! Отвесный склон из серого пористого камня улетал вверх все быстрее и быстрее, словно его тянули за веревочку.
«Песчаник, что ли?» — еще успел подумать я, а потом зеркало водной глади внезапно приблизилось и больно ударило по ногам…
Сначала вода показалась теплой, потом горячей, а потом, безо всякого перехода — ледяной. А потом я вынырнул на поверхность, сделал несколько хриплых вздохов и короткими, нервными саженками поплыл к близкому берегу. Чегай неуклюже двигался по-собачьи, и потому из воды мы выбрались одновременно, и одновременно рухнули на горячий камень у самой травы.
Послышался истошный визг, мелькнуло тело, взметнулся фонтан брызг. Вот и Ирена приехала… По поверхности озера пробежали волны, плеснулись о берег, откатились обратно. Тишина…
Я вскочил, метнулся к берегу, но в тот же миг девушка вынырнула, закрутила, отдуваясь, головой и забарахталась в нашу сторону — плаванием этот стиль назвать никак нельзя. При всем том она еще успевала громко и заливисто визжать — уму непостижимо!
— Вы-вы-выплыла, вы-ыплыла, выплыла, — задыхаясь пробормотала, на четвереньках выбираясь из воды, Ирена, бессильно распласталась на камнях, немного отдышалась и, словно оправдываясь, заявила — А я не прыгала. Я посмотреть хотела, плывете вы или нет. И поскользнулась… Ну и п-перепугалась же я!
— Отогревайся лежи, — посоветовал я и повернулся к Чегаю. — Ну, признавайся. Какие еще нас ждут сюрпризы на последних метрах?
— Теперь нам нужно здесь отдохнуть. Тут магола должна расти, деревья. Мы не можем войти в город мокрые и усталые. Мы должны выглядеть настоящими мужчинами, прошедшими путь посвящения!
— Хорошая работа. Она мне нравится, — я положил голову на теплый камень берега и закрыл глаза.
— Наверху мне так пить хотелось, — пробился сквозь дрему голос Ирены, — а теперь жажда совсем прошла…
«Ничего удивительного, — сквозь сон подумал я, — тут главное не вода, а сознание того, что она рядом, и ее сколько угодно…»
И окончательно отключился.
Садик, в котором мы отдыхали, оказался нешироким — шагов пятьдесят. С одной стороны его ограничивало озеро, а с другой — Горная струя. Она сочилась из-под ледников по каньону глубиной метров пять. Снизу было видно, что лед над каньоном истончался до тонкой корочки, и ходить там я бы никому не советовал.
Начинался сад прямо от отвесного склона горы, и постепенно, по мере движения к Небесному Городу, расширялся, но мы пока с места не трогались: Чегай и Ирена отъедались маголой и валялись на солнышке, собираясь ступить в город сытенькими, бодрыми, веселыми и румяными как поросята. Именно так, по их мнению, должны выглядеть настоящие герои. А я неторопливо гулял и присматривался к местам, где мне, похоже, предстояло провести остаток жизни. В этом измерении, естественно.
Земля здесь оказалась довольно плотной, и трава лезла к солнцу не так отчаянно, как в Горных Садах. Не хватало шери здешней почве, ох не хватало. Потому и магола росла мелкая, и листва на деревьях не сочилась сочной мякотью. Не знаю, как называются плоды, что качались на ветках, но могу с уверенностью заявить одно — это дички. Здешний сад не знал заботливых рук не то что сто лет — тысячу. Он выродился. Одичал.
Чегай даже не попытался сорвать хоть один фрукт с дерева — это говорило само за себя.
— Зато он очень красиво цветет, — заявил наследник рода Че. — Мы, властители Небесного Города, превыше всего ценим красоту. А для еды хватает и маголы.
Может он и прав, но я не отказался бы от персика или сочной груши, пусть они и не так красивы, как чайные розы. Или как Ирена.
Девушка разложила свои рапсаны и рапсодию на камнях берега — сушиться, и легла на травке рядом. В том легла, что на ней осталось — то есть совершенно обнаженная. Христианская мораль до здешних жителей явно еще не добралась…
У нее имелись классические высокая грудь, широкие бедра, длинные стройные ноги, сильные изящные руки, стянутые алыми шерстяными браслетами тонкие запястья. Наверное, на взгляд сегодняшней моды, она толстовата — но только не из-за жира! Кожа цвета спелого миндаля обтягивала сильное, гибкое тело… У нее был шрам на коленке, три родинки на плече и еще одна на левой груди, чуть ниже соска. Только это и придавало девушке естественность. Иначе ее тело было бы безупречно, словно скульптура из темной бронзы.
73 
