– Прошу вас, – пригласил их Монгров. – Вы должны отобедать со мной. Я никогда не догадывался, Джерек, что ты такой чувствительный. Ведь ты прятал свою ранимую душу под грубым юмором, резкими насмешками и неуклюжими шутками.
Джерек находил свои шутки довольно тонкими, но в данный момент вспоминать об этом было неуместно. Поэтому он кивнул и улыбнулся.
Наконец, они зашли внутрь. Несмотря на сквозняки, дующие в коридорах, и завывания ветра на лестничных площадках; несмотря на тусклый свет и серые стены; несмотря на крыс, шныряющих под ногами, на бескровные лица живых мертвецов, заменяющих слуг; несмотря на паутину, запахи и мерзкие звуки, Джереку нравилось тут, и он бодро шагал рядом с Монгровом. Они преодолели несколько пролетов каменной лестницы и миновали лабиринт коридоров, пока, наконец, не прибыли в банкетный зал.
– А где Вертер де Гете? – спросил Лорд Джеггед, – я был уверен, что он уехал с вами прошлым вечером от Герцога Квинского.
– От Герцога Квинского? – массивные брови Монгрова нахмурились. – Да-да, Герцог Квинский. Вертер побыл здесь немного, но потом уехал. Он обещал мне показать какой-то новый кошмар, когда его закончит.
– Кошмар?
– Пьеса. Что-то вроде этого, я не знаю. Он сказал, что мне понравится.
– Великолепно!
– О, – вздохнул Монгров. – Тот космический путешественник. Как бы мне хотелось подольше поговорить с ним. Вы слышали его? «Конец», – сказал он. Мы обречены!
– Конец, конец, – эхом отозвался Лорд Джеггед, делая знаки Джереку присоединиться к нему.
– Конец, – сказал Джерек несколько неопределенно. – Конец, конец.
– Да, роковое проклятье. Катастрофа, конец, конец. – Монгров уставился в пространство.
– Вам, значит, приглянулся инопланетянин? – спросил Джерек.
– Приглянулся?
– Хотите ли вы его для своего питомника? – уточнил Лорд.
– Конечно, я бы не отказался. Он ведь очень болезненный, не правда ли? Он стал бы украшением любого вольера.
– Несомненно, – сказал Лорд Джеггед, многозначительно посмотрев на Джерека, чем весьма его озадачил.
– Какая жалость, что он находится в коллекции Миледи Шарлотины.
– Вот значит где! А я-то гадал!
– Я уверен, Миледи Шарлотина не уступит вам свою новую игрушку, – продолжил Лорд Джеггед. – И только потому, что этот маленький монстр вам необходим.
– Миледи Шарлотина ненавидит меня, – бесхитростно сказал Монгров.
– Вы ошибаетесь.
– Я постоянно ощущаю ее ненависть. Она ничего не уступит мне. Скорее всего, она завидует моей коллекции, – продолжал Монгров с мрачной гордостью. – Моя коллекция огромна – ей нет равных!
– Многие говорят, что она великолепна, – вставил Джерек.
– Благодарю, – ответил с чувством гигант. Отношение Монгрова менялось на глазах. Видимо, все, в чем он нуждался – это чтобы кто-то принимал всерьез его страдания. Тогда он мгновенно забывал все былые насмешки и глумление. За несколько минут в глазах Монгрова Джерек превратился из заклятого врага в близкого друга.
Карнелиан убедился, что Лорд Джеггед понимает Монгрова не хуже его самого. «Не зря многие находят его проницательность удивительной», – подумал он.
– Вас не затруднит показать нам питомник, мой несчастный Монгров? – спросил Лорд Джеггед.
– Нисколько, – пробормотал тот. – Но, если честно – там нет ничего особенного. Он не так великолепен, как питомник Миледи Шарлотины, и не так примечателен, как коллекция Герцога Квинского, у него нет даже разнообразия зверинца твоей матери, Джерек, – Железной Орхидеи.
– Я уверен, что вы скромничаете, – сказал Карнелиан дипломатично.
– Разве ты тоже хочешь взглянуть на него? – удивился Монгров.
– Еще как! – воскликнул Джерек. – Это моя мечта. Я слышал, что у вас содержится…
– Эти трещины, – выпалил Лорд Джеггед, намеренно прерывая своего друга, – они новые, не правда ли, дорогой Монгров? – Он показал на несколько больших расселин на дальней стене зала.
– Да, трещины сравнительно недавнего происхождения, – согласился Монгров. – Они нравятся вам?
– Они превосходны!
– Не слишком глубокие? – осведомился Монгров с волнением в голосе.
– Ничуть. Как раз нужной величины. Признак настоящего мастерства художника.
– Я счастлив, Лорд Джеггед, что меня посетили люди с таким тонким чувством прекрасного! Вы должны простить меня, если раньше я позволил себе быть нелюбезным с вами.
– Нелюбезным? Что вы? Осмотрительным – пожалуй! Но не нелюбезным.