— Раньше они у меня были, но теперь все в прошлом — с тех пор, как маркиз де Каса Гранде умер лет пять тому назад. Я была знакома и с его женой-француженкой… Странно, что План-Крепен этого не помнит.
— Мы так давно не видели маркизу, признаю, что и о ней забыла.
— Удивительно! Она так старалась сбить вас с пути! Надо сказать, — заметила тетушка Амели, обращаясь к Альдо, — что маркиза набожна, как раскаявшаяся проститутка, и она сочла План-Крепен идеальной «подружкой».
— Но я не навязывала ей свое общество! — пробормотала, краснея, Мари-Анжелин. — Мне бы не хотелось возобновлять с ней отношения.
— Отлично! — Альдо пожал плечами. — Тогда у нас остается только племянник кухарки княгини Дамиани. Где она живет?
— Княгиня? На авеню Мессины. Дом 9, кажется… Вы хотите туда сходить?
— Почему бы и нет? — заметила маркиза де Соммьер. — Я не знакома с этой Дамиани. Знаю только, что она уже немолода. Но едва ли она сделана из особого теста, так что ты, Альдо, должен ей понравиться…
Но Морозини не пришлось пустить в ход свое обаяние — княгиня на несколько дней уехала. Но ему легко удалось добиться встречи с Евгенией Генон, любезно обещавшей дать один из своих рецептов мадемуазель дю План-Крепен, к несчастью, захворавшей.
Пресловутая Евгения была явно польщена отведенной ей ролью. Потребовалось всего три телефонных звонка, и дело было сделано.
Племянник Гастон спросил в доме Вобрена, свободно ли еще место дворецкого. Получив утвердительный ответ, он договорился о встрече, чтобы лично сопроводить кандидата на эту должность к шести часам вечера… У князя оставалось достаточно времени, чтобы посвятить Ромуальда в суть дела и объяснить, какую роль ему предстоит сыграть.
Во второй половине дня, ожидая, пока Адальбер приведет его в дом маркизы, Альдо устроился в библиотеке с бумагой, карандашами, пером и… Мари-Анжелин. Князь знал, что она великолепно рисует, и попросил свою кузину начертить планы всех комнат особняка Вобрена. Сам он взялся составлять список предметов мебели с указанием их расположения и всего того, что в них находилось. Это «все» было немногочисленным, но очень ценным и достойным хорошего музея. Некоторые вещи в прошлом украшали Версаль, Трианон или дворец Фонтенбло. Ромуальд должен был сверяться со списком, чтобы выяснить, что именно пропало.
Они уже заканчивали работу, когда План-Крепен поинтересовалась:
— Вы ничего не забыли?
— Нет, мне так не кажется…
— А свадебные подарки? Ведь их привезли в дом Вобрена, чтобы во время свадебного приема гости могли ими полюбоваться, не так ли?
— Черт побери! Вы совершенно правы, об этом я не подумал…
— Что подарили вы сами? Я бы удивилась, услышав, что вы преподнесли штопор или щипчики для сахара…
— Я привез две картины Гварди, которые висели в Лаковой гостиной… Жиль так давно на них заглядывался!
— Ну еще бы!
— А что подарила тетушка Амели?
— Пудреницу из слоновой кости, украшенную миниатюрой работы Изабэ[39]. Что же касается других гостей, то трудно даже представить, на чем они остановили свой выбор!
— Если подумать, то только идиот стал бы воровать свадебные подарки! Так как жених исчез, то приличия требуют вернуть подарки дарителям! Вы мне подали идею: если Жиль в скором времени не появится, я отправлюсь забирать картины…
План-Крепен рассмеялась:
— Неужели вы видите себя в этой роли? Вы, князь Морозини, чьи предки…
— Ну уж нет! Мои предки — они же, кстати, и ваши тоже — пусть покоятся с миром. Я знаю, что прекрасная Изабелла, став госпожой Вобрен, является такой же владелицей, как и ее супруг. Но это еще не значит, что она может распоряжаться имуществом без его согласия. К тому же, я сам очень любил эти полотна. С такими вещами неохотно расстаются и делают это только ради человека, которого искренне уважают или любят. Ни одного из этих чувств к этой молодой женщине я не испытываю. Она мне кажется послушной куклой, зомби в чужих руках!
— Согласна, но с тех пор, как вы нокаутировали дона Педро, а дворецкий испарился, вас едва ли пустят на порог! Сейчас мы можем только внести картины Гварди в ваш список…
Что и было сделано.
Маркиза де Соммьер тоже не бездействовала. Забыв о собственной неприязни к телефонному аппарату, она все-таки позвонила своей «давней подруге» маркизе Каса Гранде. Ценой невероятной лжи — «Ах, он служил в посольстве еще во времена вашего покойного супруга, который так им восхищался!» — тетушка Амели добилась от нее согласия дать соответствующие рекомендации Ромуальду Дюпюи. За бумагой с огромной охапкой цветов отправился Люсьен, шофер мадам де Соммьер. Дело оказалось довольно простым: маркиза Каса Гранде была ровесницей тетушки Амели, но не отличалась столь же ясным умом. Она жила в мире молитв, воспоминаний о покойном супруге и о том, что она называла «славными временами». Воспоминания ее стали довольно туманными, и в них легко нашлось место для еще одного дворецкого!