21 
– А вы, профессор, влюблены в жизнь. А жизнь – ведь это так незрело, полуоформленно. Противопоставьте этому непреодолимое простодушие смерти.
– Вы как будто в юношеском заблуждении, – сказал Фаустаф наполовину для себя. – Вы не старались немного смягчиться?
Штайфломайс поморщился, уверенность покинула его, тогда как Фаустаф успокоился и был в довольно хорошем расположении духа, отвечая на вопросы Штайфломайса.
– Я думаю, что вы дурак, профессор. Я сделаю так, что ваша жизнь будет короче, чем у бабочки-однодневки. Наивны вы, а не я.
– Значит, вы не получаете удовольствия от жизни?
– Мое единственное развлечение заключается в изучении разложения Вселенной. Она умирает, профессор. Я продолжаю жить только затем, чтобы увидеть ее смерть.
– Если это правда, то какое значение имеет это для вас или для меня? Когда-нибудь все обязательно умрут, но это не отбивает у нас охоту жить.
– Но это же бессмысленно! – закричал Штайфломайс и вскочил. – Это бессмысленно! Все это не имеет значения. Посмотрите на себя. Как вы проводите время, воюя и проигрывая сражения при защите крохотной планеты – сколько это может продолжаться? Зачем вы это делаете?
– Мне это кажется стоящим. Вы не чувствуете жалости к людям, которые погибают при разрушении планет, – сколько это может продолжаться? Почему? По-моему, они должны иметь возможность прожить столько, сколько в состоянии.
– Но для чего они используют свои жалкие жизни? Они суетливы, материалистичны, узки – жизнь не дает им действительного наслаждения. Большинство даже не ценит искусство, которое создают лучшие из них. Они все и так мертвы. Это вам не приходило в голову?
Фаустаф возразил:
– Их радости настолько ограничены, что в этом я с вами согласен. Но они делают то, что им нравится. Их жизнь хороша сама по себе. И ведь не одни удовольствия делают жизнь стоящей.
– Вы говорите так, словно вы один из них. Их развлечения вульгарны. Они не заслуживают того, чтобы на них тратили время. Вы – прекрасный человек. Вы понимаете такие вещи, которые они бы не сумели понять. Но даже их нищета ничтожна и ограничена. Позвольте этим пародиям на Землю умереть, а их обитателям – исчезнуть вместе с ними!
Снова Фаустаф покачал головой:
– Я не последую вашему примеру, герр Штайфломайс.
– Вы надеетесь на благодарность этих людей?
– Конечно нет. Большинство из них не осознает, что происходит. Конечно, я не разумен во всех случаях, герр Штайфломайс, – он засмеялся. – Может быть, вы правы – я что-то вроде шута…
Когда Фаустаф кончил говорить, Штайфломайс, казалось, взял себя в руки.
– Хорошо, – сказал он примирительно. – Вы согласны позволить планетам умирать, как они должны?
– О, я буду продолжать делать все, что только в моих силах, если только не умру здесь от лишений или не упаду с горы. Наш разговор несколько гипотетический, если вы понимаете мое положение, – он усмехнулся.
Фаустафу показалось весьма неуместным, что в этот момент Штайфломайс залезает в карман и достает оружие.
– Вы поставили меня в затруднительное положение, признаю, – сказал Штайфломайс. – И я бы хотел еще понаблюдать за вашими дурачествами. Но этот момент удобен, ну а я обременен приказом. Думаю, я вынужден сейчас вас убить.
Фаустаф кивнул:
– Это было бы гораздо лучше голодной смерти, – признался он, желая, чтобы появилась какая-нибудь возможность бросить что-либо в Штайфломайса.
VII. ЛАГЕРЬ КАРДИНАЛА ОРЕЛЛИ
В манере, однажды выученной и неловкой, Штайфломайс направил пистолет в голову Фаустафа, тогда как профессор пытался сообразить, что же делать. Он мог толкнуть Штайфломайса или просто отскочить в сторону, рискуя упасть с уступа скалы. Уж лучше было бы ударить его.
Фаустафу, возможно, и не повезло бы, не отвернись Штайфломайс в тот момент, когда он бросился вперед, согнувшись, чтобы по возможности не попасть своим грузным телом на линию огня. Штайфломайс был отвлечен звуком мотора вертолета, кружившегося над ними. Фаустаф в прыжке выбил пистолет из его руки, и тот отлетел в сторону со звяканьем, эхом отдавшимся от скал. Он двинул Штайфломайса в живот, и бородатый человек, корчась от боли, упал.
Фаустаф поднял пистолет и направил его на Штайфломайса. Тот корчился и стонал от боли. Очевидно, он решил, что Фаустаф убьет его, и странное выражение застыло в его глазах – что-то вроде неподдельного ужаса.
Вертолет снизился, Фаустаф слышал его совсем рядом и гадал, кто бы это мог пилотировать его. Рев мотора становился все громче, пока не оглушил профессора совсем. Его одежда рвалась на ветру, созданном винтом. Фаустаф начал боком обходить Штайфломайса, стараясь одновременно увидеть находящихся в вертолете людей.
21 
