Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
42 
Пауза, от которой у Кардинала упало сердце, как это бывает, когда опускается лифт.
— А, привет. Я как раз собиралась позвонить маме.
Этот голос… Верните мне мою дочь!
— Мамы сейчас нет. Она повезла своих студентов в Торонто.
— А когда она вернется?
— Послезавтра.
— Ладно. На днях позвоню.
— Погоди секунду, Келли. Как твои дела?
— Прекрасно.
— Как успехи на фронте изобразительного искусства?
— Ну, галерейщики из собрания Уитни не стоят перед моей дверью с протянутой рукой, если ты это имеешь в виду.
— Но ты хоть завела какие-нибудь полезные знакомства? Есть люди, которые могут тебе помочь?
— Я тороплюсь, папа. Мы в кино собрались.
— Ах вот оно что. На какую же картину?
— Точно не знаю. С Гвинет Пэлтроу.
— У тебя есть деньги? Прислать не надо?
— Я зарабатываю, папа. И могу сама себя обеспечить.
— Я знаю. Но Нью-Йорк — город дорогой. Если ты нуждаешься в деньгах, ты всегда можешь…
— Мне пора, папа.
— Хорошо, Келли. Хорошо.
Кардинал опустил телефонную трубку и невидящим взглядом уставился на дровяную плиту.
— Хитрый ход, — вслух произнес он. — На этот раз я все-таки своего добился.
Позже, уже в постели, Кардинал попробовал почитать хороший детектив, рекомендованный ему Делорм, но слова рассыпались и вытеснялись мыслями о Келли. Представлять, как она жмется и экономит, чтобы заплатить за квартиру в этом жестоком Нью-Йорке, ему было как нож острый. Но с другой стороны, он отлично понимал, почему ей так не хочется просить у него денег, и понимание это язвило душу, гнездясь где-то в районе грудной клетки.
Мало-помалу его мысли переметнулись, обратившись к мисс Имярек.
Эта рыженькая была примерно одних лет с Келли, но казалась куда менее искушенной. Бесхитростна, не от мира сего. Конечно, это могло быть просто результатом мозговой травмы. Кому же понадобилось убивать ее? Ревнивому любовнику? Параноику, себялюбивому неудачнику, не вынесшему сознания, что эти хорошенькие зеленые глазки теперь устремлены на другого мужчину? Трудно было вообразить ее как-то связанной с викинг-байкерами.
Две картины мысленно представлялись засыпавшему Кардиналу: белокожая хрупкая мисс Имярек с разметавшимися по подушке ярко-рыжими волосами и рентгенограмма ее черепа с пулей, засевшей в мозгу.
14
Рыжик сидела на больничной террасе в пижаме, халате и с всунутым в ухо наушником айпода. Охранника, сторожившего дверь в ее палату, она просила не сопровождать ее на террасу, но он не послушался, и она различала теперь в проходе его массивную фигуру.
Айпод одолжил ей доктор Пейли, айпод со скаченными из Интернета музыкальными записями. Добряк он, этот доктор Пейли. Это было видно по его круглому лицу, читалось в его лысой макушке, лучиках морщинок в уголках глаз. Доктор Пейли из тех, кто привык думать в первую очередь о других.
Рыжик знала, что целью его посещений были попытки разбудить в ней память, но доктор достаточно умен и дружелюбен, чтобы их общение не сводилось лишь к медицинскому воздействию. Всякий раз казалось, к ней заглянул, чтобы поприветствовать ее, добрый дядюшка. И музыку он записал хорошую. Группа, называвшаяся «Rocket Science», наяривала сейчас свой хит «Беги, беги, беги», и Рыжик не могла удержаться, чтобы не подпевать им.
Однако проводить время на этаже, так и кишевшем неудавшимися самоубийцами, было ох как невесело. Рядом с ней поместили трех девочек-подростков (две наглотались снотворного, третья резала вены). Хмурые, надутые, они то и дело требовали выйти покурить — настоящая беда для персонала, так как выпустить их без сопровождения было невозможно. Все остальное время они валялись в постели и, изнемогая от скуки, читали журнал «Teen People».
Был еще мальчик, моложе девочек-самоубийц, который постоянно плакал. Приходила медсестра, полная сочувствия и груженная медикаментами, и мальчик на несколько часов затихал, чтобы потом опять проснуться среди ночи и вопить с новой силой. Две ночи подряд Рыжик просыпалась раз в три часа, раз в два от душераздирающих рыданий и стонов мальчика, несшихся по коридорам, как бесплотные тоскующие духи Эдгара Аллана По. Так подумала она и удивилась, почему она помнит По, но не помнит, как ее зовут.
Тоска, беспокойство, тревога о будущем — возвращение в мир эмоций оказалось для Рыжика не слишком-то приятным. Иногда ей даже хотелось вновь стать равнодушной, бесчувственной — так нервнобольной мечтает о таблетке валиума. Ну а когда же наступит черед счастья? Веселья? Любви? Когда сможет она ощутить хоть какие-то положительные эмоции?
42 
