– Стой! – успела крикнуть я.
Несчастная фея юркнула обратно. «Ой, ой, совсем забыла», – пищала она жалобно, забираясь под куртку.
– Так-то лучше, – сказала я, – сиди, пожалуйста, тихо. Ты снова нарушила запрет. Вот будешь вместо наблюдателя пастушкой жуков!
Фенечка промолчала, но заметно притихла.
Я повернула в арку, прошла по узкому темному тоннелю и очутилась во дворе-колодце.
Снова не то.
Я уже хотела вернуться, но заметила проход между домами.
Решила посмотреть, что там.
Нужный дом нашелся. Это было старое здание, с облупившейся штукатуркой и мокрыми потеками на стенах. В одном из окон первого этажа я заметила маленькую вывеску «Антиквар», зеленые выцветшие буквы и больше ничего.
– Фенечка, дом я, кажется, нашла. Теперь бы найти подъезд.
Единственная дверь с погнутым козырьком и щербатыми ступеньками крыльца была распахнута. Я заглянула в темноту подъезда. Неуютно.
Поднялась по лестнице, нужная дверь оказалась справа. Я поискала звонок, не нашла, постучала. Ответа не было. Тогда я слегка толкнула дверь. Она была открыта.
– Фенечка, – шепнула я, – мы куда-то не туда попали, это не квартира, а магазин...
Она выглянула из куртки:
– Ну и ну! Сколько всякого хлама! – сказала Фенечка.
Комната, куда я вошла, наверное, раньше была прихожей. Но сейчас это было темное помещение, заставленное высокими стеллажами. Под потолком умирала одинокая пыльная лампочка без абажура. У противоположной стены угадывалось что-то вроде прилавка.
Я вспомнила вывеску в окне.
– Это антикварная лавка, – шепотом объяснила я своей подружке.
– Какая лавка? – не поняла Фенечка.
– Магазин, где продают всякие древности.
– По-моему, это не древности, а старье, – фыркнула фея. – Пылищу развели...
Она чихнула.
– Будь здорова!
– Я всегда здорова, – напомнила фея.
Я подошла поближе к прилавку. Заметила за ним приоткрытую дверь.
– Извините, пожалуйста! – крикнула в темноту.
Никто не отозвался, хотя я услышала быстрый шорох где-то в глубине этого странного магазина-квартиры.
– Все напрасно, – вздохнула я, – никакого Александра Ивановича здесь нет.
Фенечка высвободилась из недр моей куртки и взлетела над прилавком.
– Непонятное место, – сообщила она, разглядывая предметы под стеклом.
Я склонилась над прилавком и тоже посмотрела. Сломанный веер, бронзовая ручка в виде головы льва, несколько перочинных ножей, тоже, наверное, сломанных, перьевая ручка, какие-то крохотные коробочки и еще всякий мелкий хлам, покрытый слоем пыли.
– Ничего интересного, – сказала Фенечка.
– Смотри-ка, – я постучала пальцем по стеклу, – что это?
Фенечка пробежала по прилавку, села на корточки.
– Наперстки? – предположила я.
– Для чего они? – переспросила Фенечка.
– На палец надевают, когда шьют, чтоб иголкой не наколоть.
Я пошла дальше смотреть, что на других прилавках. Везде была пыль и пахло как из старых шкафов. Я остановилась и вдруг в тишине услышала взволнованный голос Фенечки:
– Это не наперсток.
Оказывается, фея все это время разглядывала ту витрину. Я быстро подошла к ней. Фенечка поднялась и взмахнула волшебной палочкой. Стекло исчезло. Фенечка спрыгнула вниз и осторожно подняла то, что я ошибочно приняла за наперсток.
– Колокольчик?! – удивилась я.
– Он самый.
Фенечка подняла руку и качнула колокольчик. Маленький язычок внутри нехотя шевельнулся: «тук-тук».
– И это все? – разочарованно спросила я.
– А чего ты хотела, он же спит.
– Но ты уверена, что это именно он?
– Сама посмотри, – Фенечка взлетела и сунула мне колокольчик прямо под нос. По ободку, еле различимая, тянулась надпись фейскими буквами.
Я взяла его в руки и повертела в пальцах:
– Но ты же говорила, что он хрустальный, а этот какой-то мутный, совсем не похожий на фейскую вещицу.
– Посмотрела бы я на тебя, если бы ты пятьдесят лет просидела в этой комнате, – сказала Фенечка.
В этот момент дверь скрипнула, послышался кашель и шарканье.
– Ой! – пискнула Фенечка, выхватила у меня колокольчик, сунула его обратно на прилавок, взмахнула палочкой и спряталась за моим плечом. Все это она сделала почти мгновенно.
– Девочка, тебе чего?
Передо мной стоял худой старик в вязаной, растянутой кофте, надетой на рубашку, на его носу сидели очки в металлической оправе. Он был маленький, сморщенный, дрожащий. Глаза смотрели испуганно и одновременно строго.