6 
– Хорош, ничего не скажешь. Но как бы ни был хорош товар, подати за него всегда намного лучше, верно?
Купец натужно улыбнулся любимой шутке сереброзвенника и поспешил заверить:
– Все уплачено, не извольте беспокоиться.
– Вижу, вижу. Вы ведете свои дела с достойным прилежанием, эрте. И светятся они, можно сказать, яснее, чем само солнышко…
Ну вот мы и подобрались к самому важному. Сейчас мой Ведущий начнет долго и скучно говорить о погодах, пришедших на столичные дворы, пока попавшийся с поличным нарушитель закона не сообразит, сколько монет нужно положить в кошелек и молча придвинуть к ласково поглаживающим стол пальцам. И надо думать, ждать придется недолго, потому что в выражении лица Лоса уже проступило явственное облегчение. Есть еще грешки за душой, да позатейливее? Все может быть. Но мы удовольствуемся тем, что лежит на поверхности. Хотя бы потому, что день перевалил за середину и нет ни нужды, ни желания задерживаться дольше необходимого в сем гостеприимном доме.
– Одно мгновение, эрте, всего одно мгновение! – Купец скрылся за дверью, ведущей на жилую половину дома.
Не держит деньги на виду? Разумно. А в лабиринте клетушек и самый умелый вор не сразу отыщет купеческую казну. Что ж, ждем.
– Хороший товар… – Атьен сцепил пальцы замком, не сводя глаз с мерцающего меха.
Польстился на шкурку? Или осторожность все же перевесит? Нет примет лишь у монет, как говаривал наставник, обучающий меня и еще сотню юношей искусству сопровождения. Но тогда Лосу не позавидуешь, ведь стоимость останков убиенной лисы будет добавлена к общей сумме, позволяющей избежать заслуженного наказания.
А мех и впрямь хорош. Как бы он смотрелся на нежных женских плечах! Уж всяко получше, чем на лакированном полу.
На…
Полу?
Белое пятно стало заметным, лишь когда до него добрался круг света от ближайшей лампы. А вернее, когда добралось само пятно, потому что оно… Двигалось.
В следующее мгновение у пятна обнаружились темные бусины глаз, пуговка носа и крохотная темно-розовая пасть, раскрывшаяся в веселом звонком тявканье. Лиса. Совсем махонькая, можно сказать, щенок. Такая же молоденькая, как и ее хозяйка, вбежавшая в комнату.
– Пушистик, вот ты где! А я уже думала, что на улицу сбежал.
Незваной пришелице было лет шесть или семь на вид, а нарядная одежда и белокурые косы, двумя баранками уложенные вокруг висков, говорили о том, что наше уединение нарушила отнюдь не служанка. Должно быть, младшая дочь, к счастью, ничем внешне не напоминающая отца, давно сменившего кровь на льстивое масло. Беззаботная и бесстрашная. Или, быть может, просто успевшая привыкнуть к чужим людям в доме, потому что, увидев незнакомцев, не поспешила прочь, а, взяв лисенка на руки, счастливо улыбнулась:
– Доброго дня!
– Доброго дня, красавица! – Атьен вдруг решительно отодвинул мех в сторону, спешно поднялся на ноги и приблизился к девочке. – А что это у тебя за зверек?
– Папа привез. Он совсем ручной!
Отец-то? Разумеется, если балует свою дочь подарками.
– И давно привез?
– Дня два как. Обоз пришел, а с ним и Пушистик приехал.
– Славный зверек, славный… – задумчиво произнес мой Ведущий и поднял руку, видимо намереваясь почесать лисенка за настороженно поднятым ухом, но пальцы вдруг остановили движение в нескольких дюймах от серебристого меха.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
А дальше? Что-то комком забило горло, заставляя время вокруг меня и внутри споткнуться. Привычный ход событий нарушился? Вступаем на другую дорогу?
Да.
Совсем скоро.
Прямо сейчас.
– Я уже здесь, эрте! – возвестил купец, появляясь на пороге, и его лицо, еще мгновение назад сияющее надеждой на скорое избавление от общества сереброзвенника, застыло безжизненной маской, едва Лос увидел посреди комнаты девочку, сжимающую в объятиях не давно убиенного и ошкуренного, а вполне живого зверя.
– Здесь и останетесь. Надеюсь.
– Я… эрте…
– Гроза на дворе. Рановато еще для гроз, а что поделать…
Он продолжал говорить, но я все равно не слышал ничего, кроме самого первого слова. Потому что после него ничего уже не существовало. Ни для меня, ни для остальных.
«Гроза». Приказ к действию, которое мне давным-давно не доводилось выполнять, но которое я не мог исполнить иначе, кроме как исправно.
Еще не отзвучало протяжное «…за», а мое правое колено на выдохе коснулось пола, пальцы потянули из сапожных ножен коротенькое веретено, рука размахнулась и всадила между половицами жало Соединяющего жезла. На вдохе же я снова стоял за левым плечом Ведущего, положив ладонь на бархатисто-теплый бок бракка, предвкушающего работу.
6 
