Особенно,... 
110 
– И вы выбрали?
– Да, – улыбнулась она-он, впервые улыбнулась не маской обитательницы недоступных чертогов, а вполне по-человечески.
– Ну что ж, я рад.
А что еще можно сказать? Не поздравлять же, хотя обстоятельства позволяют сделать и это.
– Мне по-прежнему нужна защита, но я не буду более просить вас, пока не расскажу о том, что привело меня в этот город.
– И откуда привело! – настойчиво уточнил Натти, слегка краснея.
Она-он недоуменно приподняла бровь, и мой помощник поспешил объяснить:
– Откуда берутся такие, как вы?
– Ах вот вы о чем… – Прозрачность серых глаз ненадолго уменьшилась. – Ну разумеется, расскажу. Иначе многое останется непонятным.
На стол, постукивая боками друг о друга, опустились кружки с новой порцией эля, и подавальщик убрался подальше едва ли не быстрее, чем доставил заказ. Запомнил хватку моих пальцев? Отлично. Может быть, это убережет его от новых ошибок и столкновения с противником, который на любом поле боя оставляет после себя одни лишь трупы.
– Мое имя Марис.
Такое же неопределенное, как и твой пол. Удачный выбор, ничего не скажешь!
– Где находится мой родной дом, не имеет значения. По одной простой причине: такие, как я, могут появиться на свет в любом уголке мира.
– Хотите сказать, вас много?
– Не так много, как хотелось бы тем, кто отдает нам приказы. К сожалению, многие из нас гибнут еще в детстве, когда родители обнаруживают, что их ребенок не сын и не дочь, а все сразу.
Она-он явно не желала вдаваться в подробности. Впрочем, этого и не требовалось, потому что я четко представлял себе, чем заканчивается жизнь упомянутых несчастных. В лучшем случае надежной удавкой.
– Но если нам удается добраться до сведущих людей, мы остаемся в живых. Хотя многие предпочли бы такой жизни смерть от родительских рук.
Мрачноватое заявление. Пугающее. И не похоже, что она-он нарочно старается вызвать в слушателях жалость или прочие болезненные чувства. Говорит как есть.
– И что же это за жизнь?
– Жизнь прибоженного.
В голове что-то щелкнуло, словно в дверном замке, и смутные воспоминания слились в единое целое, давшее ответ на многие вопросы быстрее, чем рассказчица. Меня ведь водили в городскую кумирню вместе с другими соседскими детьми на праздничные божеслужения, во время которых родители предавались молитвам, а малолеток развлекали всяческими историями, по большей части непонятными, но завораживающими.
– Значит, вы…
– Я принадлежу вере.
А ведь могла бы сказать «служу». Но не стала. Из ненависти? Нет, сильных чувств не разглядеть даже в глубине глаз. Но не из любви уж точно.
– Насколько я знаю, прибоженные редко уходят далеко от кумирен.
– Это верно. – Она-он замолчала, словно возникла необходимость подобрать правильные слова для продолжения рассказа. – Мы уходим, только когда этого требует вера. И вероотступники.
Кажется, беседа приближается к развязке. И почему-то мне все меньше и меньше хочется слушать дальше.
– Нас рождается и выживает очень мало, поэтому каждый – величайшая драгоценность, принадлежащая всему народу. И хоть мы не золотые слитки, нас тоже крадут.
– Кому же может понадобиться прибоженный?
– Кому угодно, – бесстрастно ответила Марис. – Но чаще всего любителю особых наслаждений.
Мы с Натти чуть не поперхнулись, представив себе подробности этих самых наслаждений. И покраснели, потому что фантазии оказались весьма занимательными. Она-он, увидев это, усмехнулась:
– В этом нет ничего необычного. До посвящения почти все мы развлекаемся подобным образом.
– А после?
Марис глубоко вздохнула:
– Некоторые продолжают. Правда, очень немногие.
– Но почему?
Она-он посмотрела мне прямо в глаза:
– Потому, что каждый момент близости крадет день нашей жизни.
С одной стороны, хотелось задать новый вопрос, но с другой, увидев во взгляде Марис светлую и все же скорбь, я удержал язык за зубами. Впрочем, прибоженная объяснила все сама:
– После посвящения в наших телах что-то происходит. Мы будто останавливаемся в том возрасте, которого достигли… И одновременно оказываемся отделены от мира. Солнце перестает нас греть, пища – насыщать, питье – утолять жажду. Мы живем только за счет того, что успело накопиться внутри нас за прошедшие до посвящения годы. И когда запасы заканчиваются…
– Вы умираете.
– Да. Обычно мало кто из нас доживает до тридцати лет. А если не оставляет постельных развлечений, то сгорает намного быстрее. Правда… – Марис криво усмехнулась, – такая участь, наверное, милее, чем скаредное существование в попытках протянуть один лишний день.
110 
