В здоровой массе солдат и офицеров все чаще и чаще стали слышаться разговоры, не одобряющие этой вакханалии, и всем нам было видно, что наши войска были почти вконец разложены, что при таком положении трудно говорить о развертывании дальнейших наступательных действий, что мы не можем сейчас сделать последнего скачка и овладеть немецкой столицей.
Здесь уже ясно сказалось, что при таком состоянии дисциплины и деморализации войск нечего и думать об этом скачке.
Постепенно расширяя Одерский плацдарм, наши войска начинают оправляться от внутреннего разложения. Уже твердой рукой начинают насаждать дисциплину.
Этому во многом помогли маскировочные работы. Чтобы обмануть противника, решено было создать впечатление, что дальше Одера наши войска продвигаться не будут и здесь, на Одере, закрепятся не менее, чем до осени. Во всей полосе войск были организованы широкие полевые работы, на которых были заняты не только оставшееся немецкое население и тыловые части, но и строевые подразделения. Свой сев некоторые дивизии иногда проводили буквально на глазах противника. Тем временем под этот многоголосый шум «посевной кампании» к исходным для боя позициям стягивались ударные части прорыва немецкой обороны: артиллерийские корпуса, танковые части, кавалерия, мотопехота и другие резервы стремительного наступления.
В войсках «заработали» пропагандисты. Они, хотя с опозданием, но четко ставили перед солдатской массой задачи, как вести себя в побежденной Германии. Советскому командованию пришлось отказаться от своего пропагандиста-поджигателя — Эренбурга, и в «Правде» появляется статья «Илья Эренбург ошибается». В этой статье Эренбургу пришлось сказать, что не все немцы — эсэсовцы и не все оголтелые гитлеровцы, что есть среди немцев вполне приличные и хорошие люди. Вслед за этой статьей, как покаянное письмо, в войсках появляется листовка Эренбурга «Рыцарь без страха», где русский солдат, уже наделавший тысячи преступлений под воздействием его человеконенавистнической пропаганды, рисуется как освободитель, которому чужды завоевательские планы, что его историческая миссия — это освободить Германию и Европу от нацизма; в этой статье он уже дает солдату какие-то нормы поведения. В советской печати тысячи пожаров постарались объяснить тем, что эти пожары устраивали сами немцы и что даже в одном из городков Германии сами немцы просили русских офицеров поймать какого-то сумасшедшего старика немца, который ходит по городу и поджигает дома.
Не наказанные и не пойманные мародеры, насильники и убийцы, выпущенный из тюрем уголовный элемент, находящийся в большом количестве в армии, — вся эта мразь в тоне советской прессы почувствовала защиту и получила уверенность в том, что, если будут делать в будущем свои подлые дела таким образом, чтоб не быть пойманным с поличным, то все это будет списано за счет нацистских и бандитских элементов, замаскировавшихся или под мирного жителя, или под красноармейскую форму.
Поток самоуправства, насилий стал спадать, но сводки каждый день приносили сообщения о продолжающихся безобразиях. Действовали главным образом офицеры и шоферский состав воинских частей. И так как эти люди имели средством передвижения автомобиль — они большей частью уходили безнаказанно.
От Одера на восток в глубину на двадцать пять километров была полоса, которая очищалась от немецкого населения. Уходящим немцам гарантировалась сохранность их имущества. Это для их успокоения. На самом же деле не успели немцы отъехать от населенного пункта, как их имущество предавалось разграблению и упаковывалось в посылки. Мой генерал приказал своему ординарцу из занимаемой квартиры забрать все ковры, что тот и исполнил. Это делал генерал, стяжавший себе в войсках славу бессребреника.
О больших людях, нарушавших новые установки по отношению к мирному населению, говорить что-либо считалось просто неприличным и предосудительным. Можно было говорить только лишь о младших офицерах и солдатах. «Большие» же люди были, как жена Цезаря, вне подозрений.
Мне вспоминается один факт: рано утром меня вызывают к генералу; в кабинете сидит его замполит. Генерал обращается ко мне: мне сейчас звонил командующий, что у командира противотанковой истребительной бригады на контрольно-пропускном пункте отобрали его личную легковую автомашину. Разыщите и верните.
— Есть!