– Иди уж… Шарфик у тебя… больно любопытный.
– Чем же? Обычный шарфик.
– Тем, что под ним, – Мастер щурит глаза. – Пользоваться-то умеешь?
– А то!
– Хотелось бы посмотреть.
– Всенепременно! Когда буду в полном твоём распоряжении, вот тогда и…
– Опять ведь улизнёшь, знаю я тебя… Ладно, до встречи!
Раз уж Рогар меня отловил и вынудил вспомнить о некоторых обязанностях, и в самом деле, нужно вернуть обратно своё имущество. Ну почему я не захватил «бусики» с собой в последний раз, когда выходил из дома Агрио? Ky-inn21ведь взял. И цепочку с ладошкой Йисиры – тоже. А теперь придётся из-за ерунды подвергать себя опасности. Какой? Быть узнанным и вызванным на откровение, конечно же. Правда, графинь я не особенно опасался: старшая, скорее всего, и не обратит внимания на скромного… скажем, посыльного, а младшая… Думаю, для неё сейчас существует единственный мужчина на свете в лице Мэвина, а все остальные могут идти дышать свежим воздухом.
В чём ваш покорный слуга и убедился, постучав в дверь особняка: Равель, появившаяся на пороге, лишь растерянно скользнула по моему лицу взглядом:
– Что Вам угодно, сударь?
– Милорд Ректор прислал меня за личными вещами некоего лэрра, который жил в этом доме. Могу я их забрать?
– Как он себя чувствует? – голос девушки расцвёл такой искренней обеспокоенностью, что мне стало немного стыдно. И за своё поведение – в том числе.
– Он… почти выздоровел, госпожа. Скоро будет на ногах.
– Как это чудесно! Мы так испугались, когда узнали, что Ив… – она на мгновение запнулась. – Лэрр Ивэйн заболел. Вы… не передадите ему небольшое письмо? Вы ведь увидитесь с ним, да?
– Разумеется, передам, госпожа.
– Я напишу, пока Вы будете собирать вещи…
Собирать… Что тут собирать – смех один! Черновики, оставшиеся от моих трудов над дневником Лара, я порвал на мелкие кусочки и отправил в камин. Плащ… нет, брать не буду – не пристало мне такую роскошь носить. А, вот и он! Не мудрствуя лукаво, я защёлкнул ошейник там, где ему и полагалось находиться. На шее, то есть. В свете сложившихся обстоятельств это даже выгодно – кому-то принадлежать…
Он вошёл бесшумно, как и всегда. Вошёл и остановился у порога, прислонившись к стене. За что особенно не люблю листоухих, так это за их «эльфийский шаг»: я же не враг, чтобы ко мне подкрадываться!
– Что Вы здесь делаете? – посмотрите только, какой холодный тон! Ну да, конечно, чего с простым слугой церемониться…
– Госпожа графиня не сказала? Милорд Ректор прислал меня за вещами лэрра.
Лиловое серебро глаз внезапно оказалось совсем рядом:
– Что с ним?
– Ничего такого… Он просто болен.
– Чем?
– Откуда я знаю?
– Вы его видели?
– Ну… да, – старательно смотрю куда угодно, только не в глаза Мэя.
– Давно?
– На той неделе, – отвечаю предельно честно: и в самом деле, ведь, проснулся я совсем уже другим… человеком.
– Значит, и Вы не знаете… – сокрушенный вывод.
– Чего не знаю?
– Того, что лэрр умер!
Ой, как же мне не нравится твоё настроение, малыш. Почему – «умер»? Только лишь… Фрэлл! Нехорошо-то как получилось.
Вольно или невольно, нарочно или неосознанно, но, теряя рассудок в объятьях Пустоты, я успел уничтожить «якорь», который связывал меня с эльфом. А как можно было поступить иначе, скажите? После того крохотного опыта, когда Мэй заливался слезами, не стоило даже пытаться ввергать его в более сильные переживания. Если бы он почувствовал, как гибнет МИР… Боюсь, не выдержал бы и либо сошёл с ума вместе со мной, либо, что куда вероятнее, просто и примитивно умер. А брать на себя смерть эльфа, особенно после того, как Магрит строго-настрого (ну, пусть, не строго, но любая её просьба всегда была и будет для меня велением свыше) приказала «не делать им больно»… Я бы себе не простил. И себя бы не простил, это уж точно!
Конечно, он думает, что лэрр умер. Логично и обоснованно. Но не всё в подлунном мире подчиняется логике, малыш… Отворачиваюсь и делаю вид, что копаюсь в вещах.
– Почему же умер? Жив, здоров… Ну, почти. И скоро отправится к себе домой.
– Это… правда? – он мне не верит. Пока ещё не верит. Может, и к лучшему?
– У меня нет причин Вам лгать, господин.
– Этого я не знаю. Что, если…
– Спросите у милорда Ректора.
– Он не хочет отвечать, – жалоба обиженного ребёнка.