53 
Клятвенно заверив, что буду соблюдать предписанный режим, я выбрался на улицу, похожий… Наверное, на пугало в зимнем варианте, потому что меня заставили надеть полушубок из овечьей шкуры, длиной почти до колен и… Скорее всего, шапка и шарф вышли из рук вязальщицы, в силу преклонного возраста плохо различающей цвета: нелепые полоски и пятна кособокого узора поражали взгляд сочными, но совершенно не сочетающимися красками – кармином, лазурью и зеленью. Впрочем, возражений по этому поводу Ксаррон не принял и, нахлобучив на меня шапку и заботливо обмотав мою шею шарфом и кое-чем ещё, благословил на близкое знакомство с «дыханием Праздника», который уже подкрался к Виллериму.
Судя по лёгкому подпитию, в котором пребывали все, попадающиеся мне навстречу (а также, втыкающиеся в мою спину) люди, шёл, как минимум, второй день седмицы празднеств. То есть, основные увеселительные представления и прочие народные забавы пока не начались, ожидая срока, к которому население столицы справит дела духовные и с чистой совестью сможет приступить к удовлетворению потребностей телесных. Проще говоря, первые три дня отводились на общение с богами, а конкретнее – со служителями культов. Хотя что-то я не наблюдал наплыва страждущих облегчить душу… Собственно, именно поэтому и нырнул в спасительную тишину первого подвернувшегося святилища.
Словно нарочно, судьба привела меня под своды Приюта Шаан, одной из немногих по-настоящему нравящихся мне богинь. И что особенно радовало – как никогда мне необходимой, потому что женщина без возраста, чье каменное изваяние виднелось в глубине храма, раздавала людям мудрость. Разумеется, не просто так и не всем подряд: только за соответствующую плату и только тем, кто способен поступать мудро. Хоть иногда…
Я не оговорился. Всё время быть мудрым невозможно. Наверное, это противоречие так же старо, как подлунный мир, но ничуть не утеряло свою значимость: даже самый умный человек обязательно совершит дурацкий поступок. И, как правило, чем больше ума, тем выше степень глупости, вырвавшейся на волю. Поэтому лично я быть мудрым не пытаюсь. Зачем? К тому же… Есть ещё одно качество, которым обязательно должен обладать мудрец, а в чём оно состоит, очень просто определить: достаточно посмотреть на Мать Мудрости. Она… улыбается. Улыбается самой себе и всему миру одновременно, потому что мудрость без чувства юмора… это высокоученый абсурд. Чем серьёзнее лицо, тем опаснее стремление усовершенствовать мир. Мудрец никогда не берется изменять то, что не нуждается в изменении. Просто, не так ли? Скажете: непонятно? Пожалуй. Но вокруг нас существует столько всего замечательного! То, что нельзя объяснить, обычно называют чудом, и покажите мне человека, который променяет яркую радугу чудес на скучный порядок аптекарской лавки! Дураков нет. То есть, глупые люди встречаются, но глупость и ограниченность – совсем разные понятия.
– Вы желаете получить ответ? – спросил служитель храма, незаметно подкравшийся сзади.
– Нет, почтенный, ответов у меня вполне достаточно. Но я никак не могу придумать вопрос… Вы позволите мне ненадолго нарушить благостную тишину Приюта своим дыханием?
– Мать Мудрости рада любому, кто открывает перед ней свой разум, – я удостоился снисходительного поклона и был, наконец, предоставлен самому себе.
Храмы Шаан каждый народ строит на свой лад, но богиня не поощряет пышность: несколько язычков огня, крыша, которая не течёт в дождь, да место, где можно преклонить колени или… присесть на низенькую скамейку, что я и сделал. Сел, сложил руки на коленях и водрузил сверху подбородок: так и теплее, и уютнее. И думается легче… А подумать нужно о многом.
Неделю назад я оказался на грани двух смертей, и именно эта двойственность мучила сейчас то, что осталось от моего рассудка.
Маска лэрра пристала ко мне так крепко, что наотрез отказывалась сниматься. Да и я, собственно, не рвался возвращаться к прежнему положению вещей. Не спорю, кое в чём чужая личина оказалась очень полезной. Но, играя роль, не следовало забывать, что, рано или поздно, текст пьесы подойдет к концу, и занавес опустится. Точнее, он должен опуститься, потому что дальнейшее моё пребывание «не в своей шеренге» могло нанести – и наносило! – лишь вред. Кому, спросите?
В первую очередь, мне самому, потому что я… умирал. Да, каждый день, проведенный под чужой личиной, каждый поступок, противный твоей истинной природе, убивают то, что составляет тебя. Нелепое, слабое, незаметное подчас создание, которое скромно заботится о сущей малости: о том, чтобы мир был чуть-чуть разнообразнее… потому, что в нём есть ты. Потому, что любое проявление жизни вносит свой оттенок в палитру мироздания. И если пытаться стать тем, кем не являешься, ты сознательно лишаешь всех, кто тебя окружает, созерцания чуда. Пусть крохотного, мимолетного и не оставляющего после себя ярких воспоминаний, но… Если его не будет, мир так и останется нищим.
53 
