– Вы хотите… чтобы я… ударил?
– Не то, чтобы хочу. Предлагаю. Как мне кажется, очень логичное решение. Есть возражения?
– Вы понимаете, о чем говорите?
Сомневается в моей разумности? Неудивительно. Я и сам частенько сомневаюсь.
– Понимаю.
– Вам будет больно.
– Будет, – не вижу причин отрицать очевидное.
– И Вы не сможете прибегнуть к магии, чтобы… избавиться от боли?
Куда он клонит?
– Не смогу. Поначалу лед буду прикладывать, а потом само пройдет.
– И сколько на это понадобится времени?
– Около недели. Ну, так как? Будешь бить?
– Я… Получается, что Вы целую неделю будете вспоминать о…
– Особенно не буду. А потом и вовсе выброшу из головы.
– Но ведь это не равноценная плата!
– Почему? Ты вправе ответить на оскорбление. При удачном стечении обстоятельств даже нос сломать можешь… Эй, ты чего?
Или мне кажется, или эльф опечалился.
– И Вы… Почему Вы так себя не любите?
– Что значит, «не люблю»?
– Простите, я не совсем правильно выразился… За что Вы так себя ненавидите?
Я сосчитал в уме до десяти. Выровнял дыхание.
– Больше ничего не хочешь сказать? Тогда разговор окончен!
– Как Вам будет угодно, – откланялся эльф, оставляя меня не просто проигравшим. Нет, разгромленным в пух и прах.
Чтобы я еще раз от чистого сердца что-то предлагал листоухому? Ни за что и никогда! Правильно говорят люди: благими намерениями вымощена дорожка в очень неприглядное место. Место, в которое я попадать не собираюсь. И за собой никого тащить – тем более.
Почему я себя не люблю? Простите, а есть ли у меня причины для обратного?
За что я себя ненавижу? О, здесь есть, о чем поговорить. Только собеседника подходящего не найти, а самому себе перемывать косточки в тысячный раз… Увольте! Надоело. В конце концов, не выдержу и сорвусь. И кому от этого будет лучше? Мне? Не думаю. Окружающим? Им станет только хуже. Так зачем что-то менять?
Я себя не люблю? Да, не люблю. А еще не люблю, когда об этом мне твердят посторонние личности. Мои чувства – это только МОИ ЧУВСТВА, и никому кроме меня не должно быть до них никакого дела, понятно?
Еще эльфы будут меня жалеть… Тьфу!
– Кхм-кхм! – хрипло кашлянули из дверного проема.
Еще один посетитель? Мьюр в портновском фартуке. Это еще зачем? А, вспомнил: мне же предстоит присутствовать на церемонии… Правильно, неплохо бы справить кое-какую одежку: старая вряд ли будет уместна.
– Вы позволите снять мерки?
– Разумеется.
Мохнатая голова оказалась примерно на уровне моих коленей. Мьюр сокрушенно посмотрел вверх и погрузился в тяжелые раздумья. Ну да, конечно! Понимаю, в чем трудность. Сейчас я тебе помогу.
Опусти Вуаль, милая!
«Уверен?…»
Почему бы и нет? Иначе этот малыш провозится со мной до самого обеда.
«Как знаешь… Но вообще-то, проблема его, а не твоя…»
Именно, что моя! Мне же все это время придется изображать из себя статую!
«Хорошо, уговорил…»
Краски мира привычно потускнели, и я предложил домовику:
– Можешь действовать, как обычно.
Тот прислушался к ощущениям, кивнул и… Взмыл в воздух, описывая вокруг меня спираль.
Хватило нескольких минут, чтобы мьюр со своим мерным шнурком добрался до всех необходимых к измерению частей тела, одновременно диктуя наблюдения кусочку угля, со скрипом скользящему по бумаге. Столбики цифр и заковыристых значков покрыли листок чуть ли не полностью с двух сторон: никогда не видел, чтобы портному требовалось столько данных для пошива платья. Правда, мерки могли сниматься и впрок. Для гроба, к примеру… Шутка. Как всегда, неуместная.
Когда исполненный достоинства и довольства выполненным поручением домовой выкатился из комнаты, не забыв прикрыть за собой дверь, Мантия убрала Вуаль. Но лучше бы она этого не делала!
Возвращение к нормальным ощущениям было не просто болезненным, а почти невыносимым. Словно тысячи невидимых струй воды ударили в тело, сминая мышцы, прорывая кожу и устремляясь внутрь, чтобы растечься вязкими лужицами повсюду – от пальцев до головы.
Почему так больно?
«Ты и в самом деле себя не любишь…» – подводит итог Мантия.
Причем здесь любовь?!
«Даже хуже: тебе на себя наплевать…»
Это еще почему?
«Ты горишь желанием облегчить жизнь всем вокруг, а свою ни в грош не ставишь…»