Признаться, наглухо закрытые окна меня порадовали: будь они распахнуты, вот тогда стоило обеспокоиться. А сейчас больше чем уверен: необходимая мне персона где-то внутри, прячется во чреве каменных стен. Осталась сущая малость: войти и найти. Приступим к исполнению плана по пунктам?
Деревянный массив входной двери покрыт несколькими слоями лака, но в той части где его при стуке касалось кольцо, гладкая поверхность нарушена царапинами и сколами. Разумеется, их подмазывают и подкрашивают, но прежней целостности уже нет, и это то, что мне нужно. Царапаю ногтем, рыхля древесные волокна, открывающие свою память висящим в воздухе капелькам влаги. Мне довольно и недавнего прошлого: нет нужды погружаться глубже, чем прошедший месяц... Та-а-а-а-ак. Ясненько-понятненько. Сто против одного, обычные посетители так себя не вели.
Для надёжности сверяюсь ещё с парой-тройкой ощущений, задержавшихся в деревянном хранилище, и отстукиваю дверным кольцом затейливый мотив. Стучу тихонько, чтобы не перебудить округу, но уверенно, будто всю жизнь только этим и занимался.
Проходит целая минута, за которую я успеваю передумать много разных мыслей, в том числе и такую: что, если ошибся и лишь зря потратил время, направляясь сюда? Но сомнения рассеиваются, а ожидания вознаграждаются поворотом ключа в замке и шуршанием открывающегося засова. Уже некогда виденная низенькая фигура появляется на пороге. Служка торопливо обшаривает взглядом улицу, убеждаясь, что кроме моей персоны никто больше не претендует на проникновение в дом, пропускает меня внутрь, даже не удосужившись рассмотреть повнимательнее, снова возится с запорами, что-то бурча себе под нос, потом поворачивается, спрашивая:
— Господин решил, как надо поступить? Время ещё есть, но оно не будет...
Наконец-то видит моё лицо и осекается, позволяя мне закончить:
— Длиться вечно? Не будет. Потому что оно уже закончилось.
И вот тут я совершил одну из ошибок, не заслуживающих прощения и не поддающихся исправлению. Служка, помедлив не более вдоха, бросился на меня с чем-то коротким, но, несомненно, стальным и острым в руках. Мне бы уклониться, отпрыгнуть, обезоружить, но за последние часы смертельно устав от необходимости изворачиваться, храня чужие жизни, я только и был способен, что поставить на пути противника шпагу, заранее освобождённую от ножен.
Служка наткнулся на клинок, охнул, но остановился не сразу, пропуская ещё несколько дюймов стали в собственный живот. Я дёрнул шпагу назад, но он схватился за лезвие голыми руками и снова потянул к себе. Из-под скрючившихся вокруг клинка пальцев брызнула кровь, прямо на паркет, и без того скользкий. А хватка не ослабевала, и в пролившейся алой жидкости явственно ощущалась чужая воля. Воля, которая и на Пороге не отпускает своего раба.
Ждать смерти служки и потом пытаться разжать его руки, когда мышцы обмякнут, я не мог. Потому что на верху лестницы мне уже готовили торжественную встречу.
Она стояла, окружённая цветами лилий, медленно увядающих в вазах на каждой ступеньке. Тоненькая и хрупкая, не похожая на наёмного убийцу, и всё же, прибывшая сеять вокруг себя смерти.
Полупрозрачная рубашка, поверх которой накинут длинный камзол: наверное, кого-то из мужчин, живущих в доме. Светлые волосы рассыпаны по плечам в том милом беспорядке, который всегда кажется удивительно уютным. Бледность чуть припухшего, словно со сна, лица, почти кричит о беззащитности и невинности. И только в чёрных, как ночь, глазах, горит огонь, выдающий всю правду о своей владелице.
— Пришёл, всё-таки.
Голос стал каркающе-хриплым, совсем больным. И есть ведь, от чего: если за прошедшие дни девица вынуждена была подчинять себе много людей, её силы почти на исходе. Что, несомненно, на руку безумию, стремящемуся захватить сознание. Ещё немного, и борьба прекратится... Но вот когда это произойдёт? Сегодня? Завтра? Хорошо бы, прямо сейчас, чтобы долго не ждать.
— После приглашения, которое ты оставила, не мог не прийти.
— Приглашение? — Полукружья бровей чуть сдвигаются. — А, тот верзила, который поймал все «лепестки»... Он ведь быстро умер, да? Знаю, что быстро. Жаль, лучше б помучился.
Пропускаю злобную насмешку мимо ушей:
— Я хочу поговорить с тобой.
— Только поговорить? Скажи ещё, что не желаешь моей смерти... Желаешь ведь, вижу! Да мне и видеть не надо, довольно послушать, как стучит твоё сердце... Не боишься, что вырвется из клетки?