– А потом ты решил поиграть на занятые деньги в «очко», надеясь вернуть проигранное. И постоянно удваивал ставки. Но когда нужно выиграть, Гарри, обязательно проиграешь. Это знает каждый пацан.
– Как скажешь.
Гарри уже надоел этот разговор. Он зевнул. Может быть, парень поймет намек.
Чили намека не понял.
– Знаешь, что я думаю? – промолвил он. – Тебя опустили на какой-то сделке, и ты решил подняться с помощью игры. Я ничего не понимаю в твоих делах, Гарри, но отлично знаю, как ведет себя человек, которому нужно платить по счетам и у которого нет денег. Он впадает в отчаяние. Я был знаком с парнем, который даже послал на панель свою жену, причем довольно-таки красивую.
– Ты в моих делах ничего не понимаешь, – несколько раздраженно ответил Гарри, – а все равно суешь в них свой длинный нос. Передай Дику Аллену, что по маркерам я рассчитаюсь в течение шестидесяти дней, ни днем позже. Не нравится – его проблемы. Рано утром я позвоню этому козлу. Еще другом его считал…
Гарри замолчал и задумался: интересоваться у парня, как тот проник в дом, или нет? Решил, что, пожалуй, не стоит. Ну, стекло выбил, и что дальше? Гарри ждал. Он чувствовал себя уставшим и раздраженным. Кайф ушел без остатка.
– Так и будем сидеть всю ночь? Может, вызвать тебе такси?
Чили покачал головой и продолжал смотреть на него, но уже с другим выражением, задумчиво, а может, с любопытством.
– Значит, кино снимаешь, да?
– Именно так, – с облегчением признался Гарри. – Я – продюсер художественных фильмов, на телевидении не работаю. Ты упомянул «Гротеск», еще Карен Флорс снималась в «Гротеске. Часть вторая». А также играла главные роли во всех трех сериях «Гнусных тварей».
Парень по имени Чили кивнул и, наклонившись вперед, положил руки на стол:
– Наверное, я могу подкинуть тебе хорошую идею для фильма.
– Да? – встрепенулся Гарри. – И в чем суть?
4
Сначала Карен слышала только то, что говорил Гарри.
Едва она вышла из спальни, до нее донеслось его извечное «Черт возьми!», и она почувствовала, как по телу побежали мурашки – ведь она вышла к изогнутым перилам, ограждающим лестничную площадку, в одной футболке и трусиках. Ее взгляд был устремлен на зал первого этажа – в темноту, если не считать освещенного прямоугольника у двери кабинета. Прошло несколько минут. Карен уже собиралась вернуться в спальню и позвонить в полицию, как снова раздался голос Гарри: «С какими людьми?» И еще раз, но уже резче: «С какими людьми?» Гарри старался произвести впечатление крутого. Неплохой знак. Вряд ли он стал бы разговаривать с грабителем подобным тоном. Маленький Гарри Зимм с перманентом на голове любил показать себя крутым. Потом Карен вдруг подумала, уж не беседует ли Гарри сам с собой, махнув еще виски, разумеется.
«С какими людьми?»
Скорее всего, он имеет в виду людей, из-под колпака которых пытается сейчас уйти, своих инвесторов, этих темных личностей. Гарри пытается убедить себя, что никаких проблем не существует.
«С какими людьми?»
Как будто говорит: «Что, с этими людишками?» – чтобы дерьмо, в которое сам вляпался, выглядело пустячным делом.
Возможно. Он часто разговаривает сам с собой, как следует заправившись виски или переписывая диалог в сценарии. Когда они еще жили вместе, он зачитывал ей некоторые фразы вслух. Мысль о том, что Гарри напился и пытается сам себя успокоить, ей понравилась. Это все-таки лучше, чем думать о том, что кто-то вломился в дом и до сих пор не ушел. Разговор Гарри с самим собой имеет хоть какой-то смысл.
Но тут из кабинета донеслась еще одна реплика:
– Ты меня слышал.
Карен схватилась рукой за перила.
Именно так. «Ты меня слышал», а потом тишина.
Мог ли он сказать такое сам себе? Вряд ли. Если, конечно, он не разыгрывает придуманную им же сцену – вдруг он сейчас представляет, как будет вести разговор с этими денежными мешками? «Ты меня слышал». Гарри терпеть не мог, когда его жизнь контролируют посторонние, то есть не связанные с киноиндустрией люди. Он всегда называл инвесторов неизбежным злом. Хотя она ведь говорила с ним сегодня и вроде бы Гарри ничего, держался…
Только вот выглядел ужасно.
За последние десять лет он превратился в толстого шестидесятилетнего старичка с завитыми волосами. А она когда-то считала его гением, потому что он мог снять художественный девяностоминутный фильм всего за десять дней, а еще через две недели уже назначить просмотр рабочей копии.