4 
Всем, кто писал разгромные и похвальные рецензии, благодарен. Обещаю, что когда-нибудь выпущу целую книгу с ответами на критику и постараюсь ответить на все поставленные вопросы. Все мы делаем одно дело. Все мы пытаемся понять наше прошлое, хотя и с разных позиций.
Виктор СУВОРОВ. 13 сентября 1993 года, Оксфорд.
Глава 1
СО СКРИПОМ
В истории не было ни одной войны, причины возникновения и цели которой не были представлены зачинщиками и их учеными лакеями в извращенном, фальсифицированном виде.
Советская военная энциклопедия. Т.6, с.554.
Российский солдат ходил в кожаных сапогах. А коммунисты ввели заменитель — эрзац. И стал советский солдат ходить не в кожаных сапогах, а в кирзовых. Конечно, в столичных гарнизонах «придворные» полки и дивизии обували в кожаную обувь. Пусть иностранцы думают, что советскому солдату живется хорошо. И советские оккупационные войска в соцлаге — в Германии, Польше, Венгрии обували в кожаные сапоги — пусть все верят, что Советский Союз — сверхдержава. Но всех своих солдат сверхдержава кожаными сапогами обеспечить не могла, и потому советский солдат по Союзу ходил в сапогах кирзовых. А неудобно. В прямом смысле и в переносном. Особенно неудобно, когда предстоит выполнять почетную интернациональную задачу.
Летом 1968 года меня, молодого офицерика, занесла военная судьба в Карпаты на границу с братской социалистической Чехословакией. Контрреволюция душила страну, и нашей доблестной Советской Армии надо было вмешаться и народу братскому помочь, но… В кирзах неудобно. Просто нехорошо воину-освободителю Европу топтать неполноценным сапогом. Несподручно. Понятно, у нас, офицеров, сапожки что надо — со скрипом и блеском. Но солдатики наши обуты неприлично.
Изнываем мы в ожидании. Неделю в лесах ждем, другую. Месяц ждем, другой ждем. А дело уже к августу клонится. Надоело в лесах. Или бы одно решение наши вожди приняли, или другое: или вернули бы наши дивизии в лагеря и военные городки, или бы дали приказ оказать интернациональную помощь братскому народу… Но нет решения, и потому мы ждем. Весь день занятия до двенадцатого пота, а вечером ужин у костра и гадаем: пойдем в Чехословакию, не пойдем… И снова занятия с утра, а то и с вечера… И снова гадаем.
А потом эдак под вечер на просеке, вдоль которой стоял наш батальон, появились огромные автомобилищи «Урал-375». На каждом хороших кожаных сапог по много тонн: забирай! И валят те сапоги прямо на просеку, точно как самосвалы бросают скальную породу в кипящую воду, перекрывая Енисей. Много сапог. Без счета. Есть, конечно, счет, но без особой точности: забирай, всем хватит. Старшина, сколько у тебя народа? Сто двадцать девять? Вот сто двадцать девять пар! Размеры? Разберетесь. С соседями поменяетесь. А у тебя сколько? Двести пятьдесят семь? Вот тебе куча!
И по всем просекам одновременно тысячи пар валят на землю. Десятки тысяч пар. Сотни тысяч. Всех переобуть за одну ночь! Плохие кирзовые сбросить, хорошие кожаные обуть! В нашем лесу мы совсем не одни. Правее — батальон и левее — батальон. Впереди нас — какие-то артиллеристы, дальше в ельнике — еще батальон, и еще один, и так до бесконечности. И все леса соседние и дальние войсками забиты. А нас ведь не батальоны, не полки и не дивизии, нас целые армии: 8-я гвардейская танковая армия переобувается, и 13-я армия, и еще какая-то позади нас. Всем враз сапог подвезли изрядно. С запасом. С перебором. И уже по всем просекам, по всем полянкам поскрипывают новыми сапожками наши солдатики. Приятно посмотреть: кожа яловая. Высший класс. Загляденье. Из государственных резервов.
Леса наши приграничные все разом переполнились скрипом кожаных сапог, вроде как трелями весенних птиц. И этот скрип наводил на размышления и выводы.
Командир нашего батальона собрал офицерский состав. Матерый был такой комбатище. Подполковник Протасов. Слов лишних не любил: «Товарищи офицеры, — говорит, — надо выпить и закусить. Кто знает, что ждет нас за поворотом?»
Сели мы в бронетранспортер — и в деревеньку соседнюю. А там в кабаке и артиллерийские офицеры уже пьют, и саперные, и политические. Не протолкнуться.
Всем ясно, что зря наша любимая Родина своих сыновей не балует. А коли так, надо выпить. Может быть, последний раз пьем. Может быть, придется воевать за свободу братского народа Чехословакии, и в кровавой борьбе против капиталистов сложить голову. Подняли мы тогда наши фляги за Чехословакию, за ее свободолюбивый народ, который нашей помощи жаждет и которую мы ему окажем. Бескорыстно окажем. Мы добрые. Мы всем помогаем. Когда просят. Когда не просят, тоже помогаем. Одним словом, сидим, пьем. Приказа пока нет, но уже всем ясно: и нам, офицерам, и солдатикам нашим, и буфетчице, которая нам подливает, и старикашке, который в углу пристроился с пивной кружкой. Хочется старому в нашу компанию втесаться и ученое слово сказать, но нам в такой ситуации с гражданским населением не положено общаться, чтобы тайны военные не разгласить. Намерения нашего командования.
4 
