Особенно,... 
2 
– Вы ведь не узнаете меня, комиссар?
И голос был знакомый. Брунетти попытался вспомнить, где он его слышал, но тщетно. Единственное, что не вызывало сомнений – не в квестуре [4] и вообще не на работе.
– Нет, к сожалению, нет, синьорина. Но убежден, что я вас знаю и что ваше появление здесь для меня неожиданность. – Он просто, по-человечески улыбнулся, как бы прося ее войти в его положение.
– Думаю, большинству ваших знакомых незачем появляться в квестуре, – сказала она. Ее ответная улыбка говорила без слов: она не в претензии и понимает его затруднение.
– Да, правда, мало кто из моих друзей приходил сюда по своей воле, а не по своей – пока никто. – На сей раз он показал ей улыбкой, что с юмором относится к своей службе, и добавил: – По счастью.
– Никогда не имела дела с полицией. – Девушка снова оглядела комнату, будто опасалась: вот теперь, когда имеет, с ней произойдет что-нибудь дурное.
– Как большинство людей, – заметил он.
– Да-да. – Она глядела вниз, на свои руки, и вдруг, без всякого перехода произнесла: – Я была непорочной.
– Простите? – Растерявшийся Брунетти заподозрил, что у девушки не все в порядке с головой.
– Я была сестрой Иммаколатой [5]. – Она подняла на него взгляд, улыбаясь той самой мягкой, нежной улыбкой, что так долго сияла ему из-под крахмального белого плата монашеского облачения. Имя дало привязку к месту и разрешило загадку: все обрело смысл – и нелепая стрижка, и несуразная одежда…
Брунетти оценил красоту сестры Иммаколаты еще тогда, когда впервые увидел ее в том доме отдыха для престарелых, где его мать годами отдыха не находила. Но принятые ею религиозные обеты и длинное монашеское одеяние отгораживали ее от мира словно каменной стеной. Поэтому Брунетти смотрел на нее как на прекрасный цветок или картину – глазами восхищенного зрителя, а не мужчины. Теперь, освободившись от всего, что ее сковывало и скрывало, красота девушки проскользнула к нему в кабинет, не подпорченная ни неловкостью движений, ни дешевой одеждой.
Сестра Иммаколата исчезла из дома престарелых, где содержалась его мать, примерно год назад. Мать была в отчаянии – она потеряла самую добрую сестру, так облегчавшую ей жизнь. Расстроенному Брунетти удалось тогда выяснить только одно – девушку перевели в другой дом престарелых, находящийся под призрением ордена. И вот теперь в его голове развернулся длинный свиток вопросов… впрочем, сестра Иммаколата здесь и сама скажет, что ее сюда привело.
– Я не могу вернуться на Сицилию, – вдруг заговорила она. – Моя семья меня не поймет.
Руки ее отпустили сумку и сцепились, ища друг у друга поддержки, но не нашли и легли на бедра; потом, будто внезапно ощутив под собой тепло плоти, вернулись к твердым углам сумки.
– И вы… – начал Брунетти и, не подобрав подходящего слова, неуклюже закончил: – Давно?…
– Три недели.
– Вы живете здесь, в Венеции?
– Нет, не здесь, на Лидо. У меня комната в пансионе.
Может быть, она пришла за деньгами… Если так, он с превеликим удовольствием ей их даст, чтобы отплатить за все участие, которое она проявила к нему и к его матери.
Она как будто прочитала его мысли.
– Я работаю.
– Да?
– В частной клинике на Лидо.
– Сиделкой?
– В прачечной. – Она поймала мимолетный взгляд, брошенный им на ее руки, и улыбнулась: – Теперь же везде машины, комиссар. Никто больше не таскает простыни на реку и не отбивает о камни.
Он засмеялся – и над своим замешательством, и над ее ответом. Атмосфера как-то сразу разрядилась, и это побудило его сказать:
– Жаль, что вам пришлось принять такое решение.
В прошлом он добавил бы: «сестра Иммаколата», – а теперь не знал, как к ней обращаться. С облачением ушло имя и еще что-то.
– Меня зовут Мария, – проговорила она, – Мария Теста, – и замолчала, прислушиваясь к отзвуку своего имени. – Хотя я не уверена, что имею право так называться.
– Что-что? – не понял Брунетти.
– Выход – это длительный процесс. То есть выход из ордена. Напоминает передачу храма под светские нужды. Масса сложностей, и может пройти много времени, прежде чем тебя отпустят.
– Полагаю, они хотят увериться. Увериться в том, что ваш поступок продуман.
– Да. Это может занять месяцы, а то и годы. Приходится добывать для них письма от людей, которые знают тебя и верят, что ты способна принимать решения.
2 
