Особенно,... 
117 
Вместо ответа Лиза поцеловала старую даму и ушла к себе. Маркиза тут же обрушилась на Адальбера.
– Совершенно бредовая история, но мне необходимо знать правду. Можете ли вы мне поклясться, что между Альдо и этой несчастной женщиной никогда ничего не было?
– Я ничего не знал и не видел, – ответил тот, пожав плечами. – А поручиться ни за что никогда нельзя...
– Она и впрямь была так красива?
– Больше чем красива! Обворожительна... она поистине околдовывала! И все же готов положить руку в огонь и дать голову на отсечение, что Альдо к ней не прикоснулся. Он по-настоящему любит свою жену...
– Как по-настоящему любил Анельку, а до нее – Дианору Вендрамин! Мой бедный друг, все, что мы можем сделать, вы и я, это предоставить действовать времени...
– Если Альдо даст нам его, это время! Я возвращаюсь в клинику и не сдвинусь с места, пока не буду уверен хоть в чем-нибудь!
В самом деле, двое суток спустя профессор Дьелафуа мог уже поручиться за жизнь своего пациента, но решил продержать его в клинике еще две недели для того, чтобы обеспечить полное выздоровление, а главное – уберечь князя от журналистов. С той самой ночи в Сен-Клу пресса не унималась, пытаясь сократить разрыв между Мартином Уолкером, которому его положение свидетеля обеспечивало привилегию, и всеми остальными, далеко от него отставшими. Подступы к клинике осаждали день и ночь, несмотря на полицейские кордоны, при помощи которых комиссар Ланглуа пытался защитить больного.
В самом деле, помимо Видаль-Пеликорна, который трое суток оттуда не выходил, Жиля Вобрена, мадам де Соммьер, Ги Бюто, поспешившего приехать из Венеции, Мари-Анжелины Альдо навещали прочие друзья, а многие известные личности прислали свои карточки, как, например, магараджа Капурталы перед отъездом в Индию. Но чаще всех появлялся магараджа Альвара, который с первого дня присылал узнать новости и которого комиссару Ланглуа стоило большого труда отговорить от того, чтобы поставить вокруг клиники охрану из своих адъютантов.
Лиза, как и обещала, уехала, едва только больной начал выздоравливать. Перед тем у нее была долгая беседа с Ги Бюто, к которому она была искренне привязана. Суть этой беседы она изложила Адальберу, пока тот провожал жену друга на поезд до Зальцбурга, где ее должна была встретить бабушкина машина:
– Я совершенно не намерена разводиться или лишать Альдо малышей, но я не хочу некоторое время его видеть, потому что мне надо подумать. Как бы там ни было, близнецам лучше провести лето в горах, чем в сырой душной Венеции. Скажите ему, что он может мне писать, но мы с ним ни в коем случае не увидимся! Это ничего не помогло бы уладить...
– Нелегко будет заставить его проглотить такую пилюлю!.. Потому что, в конце концов, Лиза, даже если допустить, – а я этого не допускаю! – что у него была слабость к этой женщине, теперь Таня мертва.
– Вот именно! Воспоминание об умершей, может быть, еще труднее стереть, а я не хочу, чтобы он нас все время сравнивал.
Как и предвидел Адальбер, передавать это сообщение оказалось нелегко. Когда сознание Альдо окончательно прояснилось, первым делом он потребовал, чтобы к нему пришла жена. Адальбер тогда выкрутился, сказав, что Лиза больна, но настал день, когда Морозини достаточно набрался сил, чтобы услышать правду. И правда его ошеломила:
– Лиза больше не хочет меня видеть? Она в самом деле верит, будто я был любовником той женщины?
– Хуже того: она убеждена, что ты ее любишь!
– Глупо, это предельно глупо! Кто мог ей такое внушить?
– Прежде всего, кузен Гаспар...
– Им я займусь, как только...
– Не советую. Ты ведь понимаешь, что я с ним повидался. Он тебя не любит, но он честный человек, и он всего только рассказал о том, что видел своими глазами. Если ты набросишься на него, Лизе это не понравится. Впрочем, главный виновник всего не он, а ты сам...
– Я?!
– Да, дорогой, именно ты. Когда Лиза пришла сюда на следующий день после твоего спасения, ты назвал ее Таней. Я прекрасно знаю, что ты еще бредил, но что было – то было, я сам при этом присутствовал.
Ошеломленный Морозини какое-то время молчал, потом воскликнул:
– Что за глупости! Я совершенно не помню Лизу. Зато я очень хорошо помню, что в какой-то момент туманно видел Таню...
– Значит, тебе явился призрак: ты ведь и сам знаешь, что она убита!
– Потом я это понял, но клянусь тебе, что в ту минуту Таня была для меня вполне живой. Я и сейчас вижу, как она надо мной склоняется, с этим ее бледным лицом, в черном и бледно-голубом, это ее обычные цвета...
117 
