— Зря вы так... — Ой, еще один подкрался! Да что такое сегодня со мной — никого и ничего не замечаю...
На сей раз ко мне подошел сам кузнец. Роста он был, что интересно, невысокого и на медведя вовсе не походил — скорее он был сухим и жилистым, но тугие змеи вен не позволяли усомниться в силе его натруженных рук. Кузнец был сравнительно молод — около сорока лет, — но все же старше, чем ваш покорный слуга, и я не сразу понял, почему он обращается ко мне на «вы». А когда понял... Сделал себе зарубку на память: закатить старосте истерику с выяснением, почему он довел мои «подвиги» до сведения каждого человека в этой треклятой деревне. Не знаю, как вас, а меня коробит уважительное обращение со стороны людей, перед которыми полагалось бы пресмыкаться мне...
— Что — «зря»? — хмуро спросил я, предчувствуя очередное сетование на мои «плохие манеры», но кузнец меня удивил:
— Почтенный Гедрин тяжело переживал случившееся.
Пе-ре-жи-вал? Я не ослышался?
— Что же заставило его переживать?
— Когда ему рассказали, как обстояли дела, он понял, что встал не на ту сторону...
Вот как?
— И что именно ему рассказали, позвольте узнать?
— Ну... — Кузнец наморщил лоб, припоминая подробности. — Что вы помогали Рине дойти до дома лекаря, что не хотели ее пугать... А потом вы спасли ребенка...
Мило. Уж не знаю, какими словами гному поведали всю эту историю, но рассказчик постарался, раз бородатый коротышка начал «что-то» переживать. Впрочем, возможно, кузнец преувеличивает, и «переживание» не имело места. Хотя... Он же подошел ко мне с намерением поговорить. Неужели хотел извиниться? О-хо-хо... Тогда я вел себя как последний болван и подлец. Но ведь мне было приятно? Было. Тогда зачем терзать себя раскаянием? Э, у меня ведь есть дело...
— Доктор, именующий себя Гизариусом, просил забрать его заказ. Это возможно?
— Конечно. — Кузнец кивнул и на минуту скрылся за створкой распахнутой двери. Послышалось звяканье, шорох, стук — и я увидел предмет, столь необходимый доктору именно сегодня.
Лом. Толщиной в два пальца и длиной почти мне до плеча. Ну, Гизариус, я тебе это припомню — заставить меня тащить железную чушку в разгар полдневной жары!
— Надеюсь, он один? — на всякий случай спросил я.
Кузнец шутки не понял и пожал плечами:
— Больше заказов не было.
— И то ладно...
* * *
...Нести лом было неудобно. Тащить волоком — тоже, потому что дорога не отличалась гладкостью шелка и на каждой кочке железяка подпрыгивала и больно дребезжала в пальцах. К тому моменту, когда я доплелся до усадьбы, я чувствовал себя не просто кретином, а очень злым кретином. Потому что догадался, зачем доктор отправил меня к кузнецу.
Гизариус, узрев злорадное выражение моего лица, правильно оценил результат разговора с гномом и горестно вздохнул. А я, прислонив лом к стене, сел на дощатую террасу, разминая натертые пальцы.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — вкрадчиво поинтересовался доктор.
— Просто замечательно! Гном на завтрак — моя любимая диета, — съязвил я.
— О чем вы говорили? — Какие мы любопытные!
— Ни о чем. Мы не говорили.
— Почему? Гедрин хотел... — Недоумение на лице.
— Извиниться? Это нужно было делать иначе.
— Иначе?
— Не таким тоном. И не подкрадываясь.
— Подкрадываясь? — Доктор явно ничего не понимал.
— Пусть ваш приятель сам рассказывает, о чем и как мы беседовали. Если рискнет. — Я довольно ухмыльнулся. Пожалуй, почтенный гном не станет открывать все подробности нашей недолгой беседы. Слишком уж она получилась... занимательной.
— Ты не принял его извинения? — Полная растерянность.
Я широко улыбнулся:
— Он не успел их принести.
— Ты... ты... Ты нагрубил ему?!
Я сделал вид, что задумался.
— Я сказал чистую правду.
— Правду?.. — Доктор понял мой намек и осекся.
Несколько минут он молча смотрел на меня с таким укором, что в другое время я бы устыдился своего поведения, но сейчас... Сейчас мне даже море было — по колено. Гизариус качнул головой, скорбно поджимая губы:
— Я был о тебе лучшего мнения... Я думал, что ты — благородный человек, заслуживающий уважения, а ты...
— Кто? — Я с искренним интересом уставился на доктора.
— Всего лишь фигляр, притворяющийся рыцарем.
Каково, а? И что я должен делать теперь, после такой «характеристики»? Плакать горючими слезами? Рвать на себе волосы? Эх, доктор, доктор, ты наивен, как ребенок... Я поднялся, отряхивая штаны.