108 
— И за это ты его убил?
— Не только и не столько. Отпусти мы его восвояси или сдай Страже, он остался бы жив. Но в таком случае мысль о мести не покинула бы его, разгораясь все жарче и жарче. Не вышло со мной? Но ведь есть еще и вы. А я не собираюсь оплакивать ваши трупы, если в моих силах устранить угрозу до ее появления.
— Но… Ты просто взял и убил его… Не давая оказать сопротивление…
— Не нужно тратить лишние силы на то, чего можно достигнуть более легким и простым путем. В любом случае, эта смерть ложится на меня, а не на вас: незачем напрасно переживать. Ложись спать и постарайся выкинуть глупые мысли из головы.
Он кивнул, но упрямая складка губ свидетельствовала: не выкинет. Будет перекладывать с места на место, мять, тискать, мусолить, но не решится выпустить из рук. Что ж, пусть. Я не могу вложить в его разум то, что пережил и понял сам. Буду стараться хоть частично уберечь от опрометчивых шагов, это да. И представляю, как буду ненавидим за свои благие намерения.
В самом деле, несмотря на всю видимую жуть произошедшего, невозможно было поступить иначе. Мне требовались знания. Убийца должен был понести заслуженное наказание. Все возможности будущих несчастий должны были быть уничтожены до своего зарождения. Просто? Да. Но смешавшиеся в одном котле безобидные настои превратились в смертельно ядовитое зелье.
Троица ни за что в жизни не поверила бы, что несостоявшийся душегуб не чувствовал боли. А он не чувствовал, могу поклясться, чем угодно! Телесной боли. Да и душевную тоже вряд ли: когда я поставил все необходимые блоки, его сознание оказалось совершенно оторвано от ощущений, следовательно, могло питаться лишь фантазиями. Правда, полагаю, оных фантазий было предостаточно…
А крови не было. И малейшего расчленения — тоже. Мне не нужны стальные лезвия, чтобы проникать в суть вещей, потому что у меня есть иное орудие познания, приносящее много неприятностей и весьма утомительное, но куда более действенное. Бэр и Хок не увидели бы ничего, а вот Мэтт… Его нельзя было допускать до лицезрения ни в коем случае. Пусть меня лучше считают извергом и палачом, но не сталкиваются с тем, что стоит за моей спиной. Если бы они были чуточку взрослее! Не телом, а умом, конечно же: вот тогда можно было рискнуть и приоткрыть занавеску. Но не сейчас, не перед теми, кто пока толком не умеет ни дарить, ни отдавать.
***
Я рассеянно опустил ладони на каменный парапет набережной и тут же с недовольным возгласом отдернул руки. Фрэлл! Горячо!
В Вэлэссе царило лето в разгар весны. Жара душила легкие, выступая липким потом по всему телу, а в синеве неба, сколько хватало взгляда, не было намека даже на самое завалящее облачко. Рубашка давно промокла насквозь, но снимать ее было немного боязно: во-первых, я нигде не видел оголенных по пояс людей, следовательно, мой поступок может быть сочтен за оскорбление местных нравов, и во-вторых, пребывание на солнце неминуемо вылилось бы в сгоревшие плечи, грудь и спину, а этого допускать также не хотелось. К тому же, выходило, что изнывать от несвоевременно наступившего лета мне придется не один день. То есть, нам придется.
В означенной гостинице (название, местоположение, маршрут, имя курьера и корабль, на котором он должен был прибыть, я узнал из предусмотрительно вложенной Ксарроном в книгу записки) меня встретили недоуменно-сочувствующими взглядами, сообщив, что нужный человек еще не появлялся, и посоветовав справиться о нем в порту. Пренебрегать разумными советами глупо, поэтому дорога привела меня к причалам, у которых сиротливо скучали корабли с спущенными парусами. Здесь и стала известна причина, по которой надлежало задержаться в Вэлэссе. Штиль. Полный и беспросветный, совпавший с установлением жары. В море выходили разве что рыбацкие лодки на веслах, а все остальные суда вынуждены были ждать, когда погода смилостивится и одарит их ветром.
Впрочем, не так уж и плохо провести на побережье несколько дней. Полюбоваться бирюзой спокойной морской глади, раскинувшейся под сочно-синим небом, только ближе к горизонту тускнеющим из-за белесой дымки испаряющейся с поверхности воды. Красиво…
— Первый раз на море?
Спросили хрипло и не слишком четко, но вполне дружелюбно, а рядом со мной на парапет легла тень.
— Нет, но все равно, как в первый.
— Нравится? — Продолжил беседу жилистый мужчина с темными то ли от грязи, то ли от пота волосами, заплетенными в косу, достающую почти до пояса — широкой кожаной ленты, украшенной массивной пряжкой с изображением осьминога.
108 
