38 
Однако! Многовато. Если только маг не был настоящим гением.
— И оно до сих пор держится?
Старик помолчал дольше, чем требовалось времени на вдох или выдох.
— Да.
Не думал, что коротенькое слово способно вместить в себя столько боли. Мне всё меньше и меньше здесь нравится.
— А теперь забудем о предках, об их памяти и прочем! Что случилось?
— Мой внук... Младший. Он любит играть в этом зале. И вчера... Тоже играл.
Всё приходится вытягивать клещами! Эй, господа, я начинаю волноваться не меньше вашего, слышите?
— Но?
— Заклинание... Оно... Схватило его.
Совсем дурная новость. Я предполагал, что древний чарователь устроил нечто похожее на поделку Эвина, а выходит, всё гораздо серьёзнее. Ловушка? Но почему её до сих пор не обезвредили?
— Вы хотите сказать, мальчик...
— Всё ещё там.
«Там» было произнесено с явственным ужасом и ненавистью. Похоже, когда я разберу чары на ниточки, старик наверняка забьёт двери зала наглухо, чтобы даже не вспоминать о неприятности, случившейся со внуком. Но самое главное, охранные заклинания обычно протяжённы и состоят из многих слоёв, а значит, у меня будет много-много заготовок для своих занятий!
— Чему вы улыбаетесь, господин маг?
Улыбаюсь? О, надо лучше следить за собственным лицом. В конце концов, у человека случилась беда... Хм. Беда. Что-то я по-прежнему упускаю из вида.
— Вы говорите, всё произошло вчера?
— Да, уже ввечеру.
— Почему же вы только сегодня прислали прошение?
— Потому что сегодня... Вэлин замолчал.
Мне понадобилось сделать три вдоха и выдоха, чтобы осмыслить ответ старика:
— Что значит, замолчал?!
— Вчера, когда мы спохватились и стали искать его, нашли... по стонам.
— Мальчик стонал?
— Да.
— Возможно, поранился. Ему не помогли?
Коротышка, до этой минуты вовсю косящийся на меня, тут же пристыженно отвёл взгляд, а старик растерянно начал:
— Кавари заявил...
— И повторю, милорд! Помочь невозможно. Я делал всё, что в моих силах, я пытался... Обычно следует подождать несколько часов, чтобы натяжение уменьшилось и... Всё бесполезно. Вам следует смириться, милорд.
— Но он всё ещё жив!
Всплеск чувств словно осветил лицо хозяина и сбросил даже не десяток, а пару десятков лет со счётов старого воина. Да, этот человек в прошлом мог вести за собой целые армии.
— Никто не сможет туда войти! — испуганно взвизгнул Кавари, и то, что даже гнев убитого горем деда не заставил мага изменить мнение, сказало мне о многом. Причём, сказало в выражениях, далёких от употребления в благородном обществе.
— Вы пробовали?
— Даже на порог не встану! Да вы сами только приглядитесь: быстрее ослепнете, чем разберётесь в чехарде, которая там творится!
— Ослепну?
— Да вы попробуйте, попробуйте! — Коротышка зло дёрнул на себя одну из створок.
Когда мне предлагают, я обычно принимаю предложения. Даже не слишком любезные.
За дверью царила... темнота. Густая, с виду спокойная и мирная, но из её глубины вдруг появился и ударил мне в лицо ветер. Жаркий, как в самый разгар лета, когда дожди на целый месяц забывают о существовании Саэнны. Ударил и снова спрятался за порогом, приглашая начать игру.
— Ну, видите?! Там никто и концов не найдёт!
На беду или на счастье, не вижу. Ничегошеньки. Но возможно, именно моё уродство и поможет мне?
— Зал длинный?
— Около сотни шагов, если идти по прямой от двери, — ответил старик.
— Мне понадобится не меньше суток, чтобы очистить такое пространство.
— Сколько угодно. Мне всё равно, что вы сделаете потом, но... Мой внук.
— Ваш внук?
— Спасите его, и можете просить всё, что пожелаете.
Хорошая фраза, только недостаточная для проявления мной чрезмерного рвения. Просить, значит? Лучше бы ты сказал «получите». Мои просьбы никогда и никем не выполнялись, и верить, что на сей раз окажется иначе, не собираюсь.
— Я сделаю всё, что смогу.
Кавари сплюнул на стёртую мозаику паркета:
— Сумасшедший! Вы ещё не поняли? Сколько вы сможете держать зрение? Минуту? Две? Три? Никто, даже высшие маги Анклава здесь не справятся! Там всё залито светом, видите? Всё!
Возможно. Но я с рождения живу в темноте. И если дожил до таких лет, значит, на что-то способен.
— А для меня там царит ночь.
Коротышка отшатнулся, окончательно уверовав в моё безумие.
38 
