145 
— У каждого человека есть то, чем он дорожит. Больше или меньше, но ценит и не желает отдавать. Иногда это мечты, но чаще что-то осязаемое, полезное и приятное. У меня тоже есть такая вещь. Место, которое я занимаю.
Кажется, начинаю догадываться, к чему клонит старушка. Но дослушаю до конца.
— Я шла к нему долгие годы, мой мальчик. Очень долгие. И на пути потеряла так много, что когда достигла цели, поняла: больше у меня ничего и не осталось. Ни семьи, ни подруг, ни благодарных учеников. Моя власть — всё, что у меня есть. Всё, что ещё способно удержать меня у Порога. И знаешь, мне нравится стоять высоко. Пусть, не на самом верху, но выше многих других.
Стараюсь не растягивать губы в слишком нахальной улыбке. Власть, говоришь? Неужели эта дама столь притягательна, что поклонников легко делает рабами? И помыслов о свободе уже не возникает... Не может возникнуть. В самом деле, зачем возвращаться в мир, где люди стояли бы рядом с тобой, а не были бы прахом под твоими ногами?
— Думаешь, я отказала тебе, потому что ты больше не считаешься магом? Нет. Будь ты даже одним из первых в Регистре, не согласилась бы. Потому что на кону стоит больше, чем я могу позволить себе потерять. Но да, устроить встречу с главой Надзорного совета мне по силам. Не скажу, что просто, но возможно. И хорошо, что ты не рассказал о причине, которая привела тебя сюда. Знаешь, почему?
Почти догадался. Но облекать ощущения мыслями не хочу. Уж больно неприглядная картинка получается.
— Потому что я донесла бы на тебя. Ужасаешься моей подлости? Зря. Каждый из тех, кто мне подчиняется, спит и видит, чтобы занять моё место, и если бы кому-то из них выпала возможность узнать... Они уже бежали бы, теряя башмаки, и, перебивая друг друга, распинались бы перед членами Совета. Вот, к примеру, даже она... Силема!
Женщина, раскладывающая бумаг на столе Смотрительницы, невольно вздрогнула.
— Да, госпожа?
— Вот скажи, Силема, если бы ты знала, почему этот молодой человек желает встретиться с главой Надзора, что бы ты сделала?
Обращённый на меня взгляд тёмно-карих глаз оказался не на шутку серьёзным.
— Рассказала бы кому-то из Совета. Если бы мне самой удалось с ними встретиться.
— Но ты можешь оставить донесение, ведь так? — продолжила допрос Таира.
— Могу. — Служка выровняла последнюю стопку прошений и выпрямилась. — Но не получу с того никакой выгоды, а потому не стану и стараться. Мне можно удалиться, госпожа?
— Да хоть удавиться, — благодушно разрешила Смотрительница и, проводив Силему взглядом, презрительно фыркнула: — Вот видишь! Каждый думает о выгоде. И ты — тоже.
Конечно. А как может быть иначе? Оставить дядюшку в счастливом неведении относительно его непоколебимого могущества? Дожидаться, пока Трэммин испробует ещё какой-нибудь способ сжить меня со свету? Благодарю покорно! Нет уж, лучше я буду преследовать выгоду. И свою, и чужую, потому что семья кузнеца тоже может из-за меня оказаться под ударом. А знать, что в любой миг та же Тайана рискует не вернуться домой целой и невредимой...
Я должен поговорить с главой Совета. Но как? Была слабая надежда на госпожу Смотрительницу. Не оправдалась. Кто ещё остаётся? Вилдия? Нет, эту женщину мне стыдно просить о большем, чем она уже успела для меня сделать. А если вспомнить, что дядюшка вполне может точить на неё отдельный зуб, стоит отбросить даже малейшие фантазии. Пусть Дом призрения живёт безмятежно.
— Благодарю, что снизошли до разговора со мной, dyesi.
Таира еле заметно скривилась:
— Можешь считать меня, кем угодно, но я сказала правду.
— И моё уважение к вам останется всё столь же неизбывным.
— Но приправится ненавистью?
— Почему же? Я понимаю причину, по которой вы отказали. И не могу ни просить, ни обижаться. Всё равно каждый решает сам, как поступить.
Глаза Смотрительницы блеснули неожиданным теплом:
— Да, каждый. Из нас и не только. Ты давно это понял?
— Признаться, не очень. Мне... помогли понять.
— Друг? Или просто хороший человек?
И что ответить? Ни то, ни другое, ни третье? Другом Джер не мог мне ни быть, ни стать. Человеком он и подавно не был. Хороший? А что вообще такое «хороший человек»? Тот, кто делает добро, или тот, кто не творит зла? Наверное, что-то среднее. Ведь невозможно быть уверенным, что совершаешь добрый поступок, если не имеешь понятия, что значит злиться и ненавидеть.
Да, именно так. Среднее. Посередине. Между чашами весов, замерших в равновесии.
145 
