— Да. Но о ее причинах расскажу позже, когда все завершится. Договорились?
— Я запомню ваши слова, синьоре!
В общении с Аньяри, к сожалению, не имело ни малейшего смысла применять что-то, похожее на запугивание, поскольку парень и в силу еще не дотянувшихся до средних лет, и в силу восторженно-детского склада психики бояться пока не научился. Вот громкий плач, похожий на завывания призрака, мог заставить Роберто насторожиться, а обещание больно стукнуть по голове или другой части тела привело бы к совершенно противоположному эффекту. Зато предложение стать участником некой авантюры всегда воспринималось итальянцем на ура, и теперь я мог быть совершенно уверен, что ни одна живая душа не узнает о моем намерении встретиться с… Будем считать, с убийцей.
Конечно, следовало рассказать обо всех моих умозаключениях Бергу. И Эрике Шофф, куда же без нее. В случае герра старшего инспектора мне бы даже поверили, а не подняли на смех с моими «ощущениями смерти». Но что смогли бы сделать полицейские? Задержать резчика до выяснения всех обстоятельств? Нет. Потому что улик пока не нашлось. Свидетельских показаний нет, обвинять человека в том, что он надевает галоши, по меньшей мере, глупо, если эти галоши не уехали еще вчера вечером на городскую свалку, а что касается орудия преступления… Кстати, об орудии. Если справочники, щедро рассыпанные по Сети, не врут, убийца действовал самым обыкновенным штихелем: отсюда и инструментальная сталь, и своеобразное рассечение плоти. Эксперты управления могли бы додуматься до того же, что и я, но скорее всего, остановятся на стамесках. В конце концов, они же не видели медальона, не читали мыслей мастера и не разговаривали с леди Оливией.
Впрочем, честно говоря, разговор с хозяйкой принес мне больше беспокойства, чем успокоения. Особенно слова о ликах смерти. Где и когда леди ван дер Хаазен могла насмотреться на умирающих и мертвых, чтобы безошибочно находить их приметы в любом изображении? Работала в госпитале? Нет, вряд ли: ни разу не слышал от нее чего-то на типично медицинском сленге, кроме того, манера двигаться плавно и совсем не стремительно, а также неизменная внимательность, проявляемая к людям, мало похожи на черты, свойственные профессиональному врачу или медсестре. В полиции леди тоже не служила, уж это я знаю наверняка. Интересовался в свое время. Что остается? Где еще вдоволь можно насмотреться на смерть? Напрашивается всего один ответ. Поле боя. Но мне почему-то не хочется предполагать, в каких сражениях хозяйка салона могла принимать непосредственное участие.
— Джаак?
Ну вот, задумался, стоя у самых дверей, и оказался застигнут врасплох, хорошо хоть, не врагом, а другом.
— Доброе утро, Ева.
Фроляйн Цилинска, закутанная в пончо поверх вчерашнего сарафана, как подсказывал узкий край ткани, выбивающийся из-под шерстяного полотна, смотрела задумчиво и строго, но не на меня. На мое пальто. Смотрела долго, с нажимом, словно хотела продырявить его взглядом, а потом заявила:
— Тебе следует уволить стилиста. Без выходного пособия.
Я не смог справиться со смехом, чем вызвал появление презрительно-обиженной гримаски на лице Евы:
— Это чистая правда. Оно тебе не идет.
— Знаю.
— И что ты нашел смешного?
— Извини. Но ты так забавна, когда серьезна…
В голубых глазах Евы появился отчетливо видимый ледок:
— Тебя больше устроит вечно хихикающая дурочка?
Ох. Вот теперь она точно обиделась. Если женщина начинает выяснять, какой вариант партнерши приемлем для мужчины, жди беды.
— Конечно, нет! Хихикать в нашей паре буду я.
— Паре? — Фроляйн Цилинска хмыкнула с тщательно подчеркиваемым сомнением. — Хочешь сделать мне предложение?
— Ага. Продолжить совместную работу на благо одной очень щедрой леди.
— Ах, это! — Она сделала вид, что разочарована. — Я-то думала…
Все, хватит играть. И ей, и мне нужно поговорить честно, без дураков и, желательно, продуктивно.
— Ты не хотела возвращаться в салон.
Тон фразы, предполагающий утверждение без малейшей тени вопроса, оказался лучшим лекарством: Евины щеки на мгновение вспыхнули румянцем. Но моя напарница не была бы самой собой, если бы не попыталась провести контратаку.
— Залезал ко мне в голову?
— Нет. И не собираюсь этого делать, если ты не попросишь. Или если обстоятельства не будут требовать общения без слов. А что, я угадал?