— А-а, вам тоже нужны деньги? Без них и шагу не сделаете? Ну конечно! Нате, все забирайте, все! Мне ничего не надо! Моя жизнь кончена!
И он принялся выгребать из карманов мятые доллары и швырять их в воздух. Потом уткнулся лицом в паркет и зарыдал.
Я наблюдала за происходящим раскрыв рот. А девица деловито кинулась подбирать с пола купюры. Вскоре у нее в руке оказалась толстая пачка. Без стеснения задрав водолазку и продемонстрировав безупречно плоский живот, она спрятала деньги в лифчик. После чего неожиданно подобрела и засюсюкала:
— Ну же, мой котеночек, не надо плакать. Устал, зайчик? Пойдем, я уложу моего медвежонка в кроватку. — Девица попыталась поднять мужчину с полу, но он оказался тяжелым. — Елизавета, помогите мне! — приказала она домработнице.
Елизавета кинулась ей на помощь, предварительно вложив в мою руку какую-то бумажку. Я вышла на улицу, развернула записку и прочитала: «ул. Флотская, дом 24/1, кв. 8».
Если мне не изменяет память, Флотская улица находится рядом со станцией метро «Речной вокзал». Подняв воротник пальто, я рысцой побежала к метро, тихо радуясь, что проехать надо лишь несколько остановок.
Выйдя на конечной станции зеленой ветки, я минут пятнадцать вышагивала вдоль шоссе. Казалось, Флотская улица никогда не кончится. Пока я отыскала нужный дом, вся продрогла под пронизывающим ветром. Погода окончательно взбесилась: такой холод в середине сентября! Где обещанное «бабье лето»? На пороге квартиры № 8, расположенной на втором этаже блочной пятиэтажки, я стояла с лихорадочно блестящими глазами, красным носом и синюшными губами. Когда Татьяна Кравчук открыла мне дверь, она воскликнула:
— Господи, Люся, на кого ты похожа! Быстрей заходи, буду отпаивать тебя горячим чаем. Или, может, чего покрепче? Как бы ты не заболела…
До слез растроганная такой заботой, я покорно побрела вслед за хозяйкой на кухню, где уже свистел на плите чайник. Пока заваривался цейлонский чай, я сидела на табуретке и разглядывала обстановку. По сравнению с убранством кирпичного дома, где я только что побывала, здесь было скромно. Зато по-домашнему уютно: красные занавески в белый горошек, салфетки с вышитыми фруктами, явно выполненные своими руками, самодельная же прихватка в виде мыши.
Мне показалось, что во внешности Татьяны произошла какая-то перемена, но что именно изменилось, я никак не могла понять. Прическу она, что ли, новую сделала? И вдруг до меня дошло:
— Ой, а куда же делись твои веснушки? Ведь были на всем лице, на шее, а теперь ничего нет!
— Сошли! — рассмеялась Кравчук. — На самом-то деле у меня совсем мало веснушек, только на носу. Это я специально для «чудовища» намазалась французским кремом для веснушек, они высыпают, словно опята после дождя, а через два дня сами собой сходят на нет. Здорово я придумала, правда?
— Да, внешность меняется кардинально.
Где-то в комнате заплакал ребенок, Танюша побежала на плач и вернулась с маленькой девочкой на руках.
— Твоя дочка?
— Да, Леночка, через две недели нам будет годик, — расплылась в улыбке Татьяна.
Увидев меня, Леночка перестала плакать и заинтересовалась моими длинными сережками. Я наклонилась, чтобы она могла побренчать камешками. К счастью, я успела освободить свое ухо до того момента, когда ей пришла в голову мысль как следует дернуть.
Таня достала веселую кружку с поросенком, налила туда чай, плеснула немного бальзама на травах и придвинула мне. Я принялась пить обжигающую жидкость, а Таня тем временем кормила дочку яблочным пюре из маленькой баночки.
Из коридора послышался звук открываемой двери, на кухню заглянул парень лет двадцати.
— Мам, я пришел! — возвестил он, ставя на свободную табуретку увесистые пакеты. — Здесь все, что ты просила: макароны, масло, томаты… Здравствуйте! — заметил он меня.
Я с изумлением уставилась на Татьяну. Конечно, цвет лица не как у школьницы, и есть небольшие морщинки, но она совершенно не похожа на мать такого великовозрастного сыночка.
— Сколько же тебе лет? — вырвалось у меня, когда парень ушел.
— Сорок один, — ответила Таня.
— А я думала — тридцать, — протянула я.
— Просто маленькая собачка до старости щенок, — улыбнулась она. — А если ты насчет Славки, — Таня кивнула в сторону комнаты, — то я ему не мать, а мачеха. Но моей старшей дочери шестнадцать, она сейчас в Лондоне, учится в частной школе.