– Увы, тетя Амелия, – ответил Альдо, целуя ее прекрасную, хоть и увядшую уже руку. – Сегодня меня ждет друг.
– Опять? Мне, между прочим, очень любопытно узнать, как прошла твоя встреча с этим мерзавцем Фэррэлсом!.. Хочешь шампанского?
– Нет, спасибо. Я зашел только поцеловать вас. А теперь мне надо переодеться.
– Что с тобой поделаешь! Скажи Сиприену, пусть приготовит эту проклятую машину, что ездит на бензине и отвратительно воняет, – она не стоит доброй упряжки рысаков, и не уговаривай меня!
– Вы так добры, мне неприятно отказываться, но это совершенно ни к чему. Друг, к которому я иду, живет совсем рядом. На улице Жуффруа. Я пройдусь пешком через парк...
– Как хочешь. Если вернешься не очень поздно, заходи поболтать! Ты последнее время так часто меня целуешь, что это уже стало привычкой, которая мне бесконечно дорога. План-Крепен, оставьте несравненного Марселя и ступайте распорядитесь, чтобы обед подали пораньше! Я немного проголодалась, пора бы и за стол.
Маркиза уже отобедала, когда Морозини вышел из дома и направился к проспекту Ван-Дейка, обогнув особняк Фэррэлса, окна которого, по обыкновению, светились тысячей огней. Альдо мысленно послал поцелуй той, что владела его помыслами, и вошел под сень деревьев парка Монсо. Это было как нельзя более кстати: испокон веков ночные прогулки дороги сердцам всех влюбленных.
Князь шел своим широким неспешным шагом, вдыхая свежие запахи майской ночи, как вдруг что-то тяжелое ударило его в затылок... потом еще раз – в висок... и он бесшумно рухнул на посыпанную песком аллею...
В тишине раздался смех – странный смех скрипучий и злобный.
Глава 7
Сюрпризы аукциона на улице Друо
Князь чувствовал себя так, будто по нему прокатился дорожный каток. Если не считать ног болел каждый дюйм тела, и, как будто этого было мало, какой-то безжалостный палач изощрялся, усиливая страдания Альдо.
– Ребра помяты, больше ничего серьезного! В вашем доме это уже становится системой, пропыхтел кто-то над его головой. – Повезло ему, что там случились вы, мадемуазель.
– То была воля Божья – я ведь возвращалась с вечерни, – отозвалась Мари-Анжелина. Я закричала, и эти негодяи убежали...
– Я недалек от мысли, что он обязан вам жизнью. Похоже, его хотели забить до смерти. О!.. Смотрите, он, кажется, приходит в себя!
Действительно, Альдо делал попытки приподнять веки, весившие не меньше тонны каждая. Первое, что он увидел, было обрамленное бородой лицо в ореоле света зажженных люстр; два внимательных глаза всматривались в него сквозь стекла пенсне, а две руки, по-видимому, принадлежавшие тому же человеку, продолжали его ощупывать.
– Больно! – застонал он.
– Да он у вас неженка!
– Может быть, ему и правда больно? – Это уже было контральто г-жи де Соммьер. – Вы бы лучше помогли ему, чем его терзать!
– Чуточку терпения, моя дорогая. С ребрами мы ничего сделать не можем, только наложить повязку, а вот от ушибов я приготовлю для него чудодейственный бальзам. Недолго он останется таким синим.
Альдо удалось наконец поднять голову – она гудела, как соборный колокол. Он узнал свою комнату, свою кровать, вокруг которой собралось весьма представительное и благородное общество: маркиза сидела в кресле, Мари-Анжелина на стуле, доктор порхал вокруг, гудя, как шмель, а Сиприен стоял в дверях, отдавая приказ лакею принести бинты Вельпо – да пошире! – из аптечного шкафчика.
В голове у Альдо окончательно прояснилось, и он вспомнил, что произошло и куда он направлялся, когда на него напали.
– Тетя Амелия, – выдохнул он, – мне надо позвонить.
– Ну-ну, мой мальчик, не говори глупостей! Не успел в себя прийти, и в первую очередь думаешь о телефоне. Подумал бы лучше, кто мог такое с тобой сделать. Может быть, ты знаешь...
– Понятия не имею, – солгал Альдо – на самом деле у него была на этот счет мысль, и даже не одна. – Я хочу позвонить, потому что друг ждал меня к обеду, он, наверное, беспокоится. Который час?
– Половина одиннадцатого. О том, чтобы ты спустился в привратницкую, не может быть и речи. Сиприен все передаст твоему другу, назови только номер.
– Пусть поищет в моем пиджаке записную книжку в черном сафьяновом переплете и найдет там номер господина Адальбера Видаль-Пеликорна. Пусть расскажет, что со мной случилось, и ничего больше.
– Что, по-твоему, он может еще сказать? Мы ведь ничего не знаем. Ты слышал, Сиприен?