— С чего бы ей тревожиться? Подумаешь, единственный защитник сначала едва не помер, а потом бесследно исчез... Экая ерунда! Нет, по такому поводу тревожиться глупо.
Кэр сдвинул веки поближе друг к другу, всматриваясь в моё лицо. Что он хочет найти? Причину моей злости? Как бы не так! Не найдёт, даже если будет очень стараться. Почему? Потому что искать не надо: причина на поверхности. Я сам.
— У неё всё хорошо?
— Лучше не бывает: живёт в тепле, в сытости, спит круглыми сутками... Не жизнь, мечта! А до столицы как-нибудь сама доберётся, без провожатых. Сюда же одна сумела приехать? Сумела. И ничто не мешает ей...
— У меня было очень мало времени.
Ага, догадался, наконец!
— Так мало, что нельзя было кого-нибудь поставить в известность о своём возвращении в стан живых?
Скорп наполовину виновато, наполовину обвиняюще заявил:
— Я приходил к мэнору. Ждал около получаса, но никто не входил и не выходил за ограду. Дольше оставаться не мог. Как же мне надо было поступить?
— Ты что, маленький мальчик? Не входят, не выходят... Написал бы записку, да просунул в ворота!
— Если бы сумел к ним приблизиться.
М-да. Неувязочка. Но сдаваться не собираюсь:
— К камешку бы привязал, размахнулся посильнее и кинул. На дорожку.
— Камешек, говоришь? И где тут поблизости есть что-то похожее?
Вообще-то, нет. За исключением...
— Из мостовой мог выковырять. Знаешь, если есть желание, способ его удовлетворения всегда найдётся.
— Из мостовой? — Он хмыкнул и наклонил голову в шутливом поклоне: — Ты меня разгромил. Вчистую.
— Ещё и не приступал. Вот когда начну...
— Есть повод?
Я прогнал с лица дурацкую улыбку.
— Есть. Ты жалкий трус.
Скорп подобрался:
— Это оскорбление? Желаешь бросить вызов?
— Это правда. И вызывать тебя я никуда не собираюсь.
— Тогда объяснись.
— Непременно. Что ты сделал после того, как вернулся к осмысленной жизни?
— Пришёл сюда, я ведь уже говорил.
— А после?
Кэр надоедливо сморщился:
— Исполнил свой долг, только и всего.
— Ты подписал смертный приговор двум людям. В этом состоит твой долг, да? В истреблении невиновных?
— Они не люди, — в голосе скорпа зашуршал лёд. — Они чудови...
— Не чудовищнее тебя!
— Я остался в живых только потому, что...
— Потому что сёстры честно и по доброй воле выполнили свою часть уговора. Вздумай они сбежать или отказаться, а они вполне могли так сделать... Не прошло бы и ювеки до твоих похорон.
— Но...
— Или ты решил, что гаккар пришёл делиться с тобой противоядием после моей угрозы? Сам хоть понимаешь, насколько нелепо это звучит?
Кэр опустил ресницы, переводя взгляд с моего лица на притоптанный снег.
— Честно говоря, я тогда не думал о причинах. Дождался, пока женщины ушли, а потом...
— Побежал жаловаться в Анклав. Знаю.
Любопытство всё-таки взяло верх над виноватым сожалением:
— Но откуда?
— Оттуда! Я столкнулся с судьёй, отряжённым для разбирательства, вынесения окончательного решения и приведения приговора в исполнение.
— Хочешь сказать...
— Да, с Заклинателем.
— И...
— И очень недоволен твоим поведением. Ты сам виноват в атаке гаккара: надо было тихо и спокойно зайти, а не разворачивать на ходу сети заклинаний.
Скорп быстро нашёл оправдание:
— Зов принцессы был слишком сильным и испуганным.
— Из той комнаты присутствующим всё равно некуда было деться: ты мог принять меры по спасению её высочества на выходе, а не врываясь, неизвестно куда, и не попадая навстречу опасному противнику. Думать надо! Головой.
— То-то ты много думаешь!
— Много, представь себе. В конце концов, если бы не мои думы, тебя не удалось бы вылечить.
— Кстати, я благодарен.
Смотрю в тёмные глаза, боясь заметить в них даже крохотную искорку насмешки. И не замечаю.
— Ладно, неважно.
— Важно, — поправляют меня. — Даже наставник, заменивший мне отца, не сделал бы для меня столько.
Давлю в себе смешок. Конечно, не сделал бы! Не представляю мага в здравом уме, согласившегося на переговоры с гаккаром. Именно поэтому хоть и виню скорпа, но не слишком искренне: он, и в самом деле, не мог ждать. Знать, что по земле ходит существо, несущее немедленную гибель твоим сородичам, и медлить вместо того, чтобы стараться отвести угрозу... Нет, Кэр поступил совершенно правильно. Со своей точки зрения и с точки зрения принцессы, нуждающейся в опеке и охране, а двух причин разной природы происхождения достаточно для оправдания. Даже в моих глазах.