Эльфка скупилась на подробности. Возможно, не хотела воскрешать в памяти столь болезненные события, а возможно… Не могла это сделать. И не потому, что откровенничать с человеком – постыдно для эльфа, а потому, что… И у людей, и у эльфов есть одно чудесное свойство – забывать. Заглаживать острые углы обид и разочарований. Закрывать чехлами отслужившую своё мебель. Ни в коем случае не выкидывать, нет! Любая мелочь навеки остаётся в памяти, но… Лишь для того, чтобы иногда – под стук осеннего дождя или в алых лучах заката – вынуть старую безделушку из шкатулки, согреть своей ладонью, снова почувствовать печаль или радость… Они не будут слишком яркими, эти чувства – с течением времени меркнут любые краски – но, утратив свежесть, настоятся, словно вино, и в самом простом событии появится глубина, которую ты не мог заметить… Не хотел замечать…
Люди забывают быстрее. Как и живут – быстрее. Тоска эльфов может длиться столетиями – пока не случится что-нибудь настолько светлое и радостное, что места для страданий останется слишком мало, и эти самые страдания, поворчав, уснут в одной из дальних кладовых…
Я слушал неторопливый рассказ эльфки, поглаживая пальцами тёплое дерево столешницы, а перед глазами… О, перед глазами метались тени…
«Это ты, ты во всём виновата, только ты!…» Фиолетовая бездна безумных глаз чернеет с каждой минутой. Прекрасное лицо искажается под умелыми ласками злобы. «Если бы он остался со мной, был бы жив и по сей день!…» «Успокойся, Мийа… Тебе нужно отдохнуть, послушать музыку…» «Какая музыка?! Не тебе решать, что мне нужно!… Убийца!…» В бирюзе ответного взгляда плещется сожаление. Искреннее сожаление. «Не обвиняй меня, Мийа… Он продолжает жить, что бы ты ни думала…» Тонкие черты кривятся и текут. «Да! Жить! Где?!…» Спокойная и мудрая улыбка. «Во мне… У меня будет ребёнок, Мийа…» Твердь сознания разверзается окончательно. Ребёнок… Последняя капля, подточившая скалу духа. «Этому не бывать!…» Молния срывается со скрюченных пальцев…
– Я бы не смогла справиться, но… Должно быть, моя любовь проложила дорожку в Серые Пределы – на один короткий вдох возлюбленный вернулся ко мне. Вернулся, чтобы защитить свой последний Дар… Возникшая где-то в глубине Сила смыла атакующие и защитные чары Мийи… Она умирала и, зная это, ударила всем, что смогла собрать… Не знаю, что именно произошло – я не слишком сведуща в магических материях – но… Что-то нарушилось. Позже, когда лучшие лекари и заклинатели осматривали меня, выяснилось: ребёнок… Нет, не умер: скорее, застыл на границе между жизнью и смертью. Не исчез, и не остался… Когда я перестала его чувствовать, мир рухнул. И никто не мог предложить помощь. Никто не знал, как вернуть его душу…
Она говорила ровно и достаточно спокойно, но жилка на виске выступала всё заметнее. Выдержка воина, запирающего боль в груди. Это достойно восхищения, однако временами – очень и очень вредно.
– Скорее всего, душа ребёнка была вытеснена в один из Межпластовых Карманов. Неудивительно, что ваши чародеи не знали решения задачи. Следовало бы обратиться к более сведущим…
– Я обращалась ко всем! – почти выкрикнула она, но тут же опомнилась, понижая тон голоса: – Ко многим… Меня раздирала тоска. Такая глубокая, такая горькая, что я не замечала смены дня и ночи… Я не чувствовала своего ребёнка, своего единственного ребёнка, первого и последнего…
– Почему же – последнего? – странно и удивительно. Надо уточнить.
– Один из магов… Человеческих магов… Пообещал помочь. Но предупредил, что я больше не смогу иметь детей, – в бирюзовых глазах промелькнула тень. Очень печальная. Очень страшная.
– Но он не помог? – уточнил я.
– Он обещал… Говорил, что нужно выждать время… Потребовал, чтобы я заняла место в свите маленького принца.
– В качестве личного палача? – поверьте, я не хотел причинять лишнюю боль и без того настрадавшейся женщине, но прятать ЭТУ горечь не считал нужным.
– Не только. Я делала много… всего. Убивала… Я не помню всех мёртвых лиц, и к лучшему: иначе не удалось бы ни разу сомкнуть глаз… – признание далось эльфке с трудом. Потому что она признавалась, в первую очередь, самой себе.
– Вы так легко забирали чужие жизни? – мои представления о листоухих не имели ничего общего с образом жестокого убийцы. Высокомерные? Сколько угодно! Гордые? О, да! Прекрасные? Несомненно! Но – мясники?…