Особенно,... 
4 
Наконец они свернули на улицу, где жил Арнэм. Дома здесь стояли не по отдельности, как в Барнете, а тянулись изогнутыми линиями. Такие городские особняки, в каждом сад с кустами и осенними цветами. Филипп уже понимал, что Флора, несомненно, смотрелась бы лучше в одном из этих садиков. Дом Арнэма был трехэтажный, с жалюзи на окнах и тяжелым медным дверным молотком в виде львиной головы на темно-зеленой георгианской двери. Кристин остановилась у ворот, посмотрела вокруг:
— Как жаль, что ему придется продавать этот дом. Но ничего не поделаешь, ведь он должен делить с бывшей женой собственность.
Нехорошо получилось, подумал потом Филипп, что Арнэм открыл дверь в тот самый момент, когда Черил довольно громко сказала:
— А я думала, его жена умерла. Я и не знала, что он разведен. Паршиво, правда?
Филипп на всю жизнь запомнил первое впечатление от Джерарда Арнэма, появившегося на пороге дома: хозяин, казалось, вовсе не рад своим гостям. Арнэм оказался среднего роста, крепко сложен, но не толст. Мягкие черты лица, полные губы. Волосы седые, жирные, прилизанные. Но он, чем-то похожий на итальянца или грека, был определенно красив — в том смысле, который Филипп вкладывал в это слово (хотя и не мог объяснить толком почему). На Арнэме были кремовые брюки, белая рубашка с открытым воротом и легкий пиджак в крупную, но не слишком кричащую сине-кремово-коричневую клетку. Испуг на его лице сменился выражением возмущения и удивления, граничащего с недоверием, и он даже на секунду закрыл глаза.
Но быстро открыл их и стал спускаться по лестнице, уже пряча эмоции под маской искренней вежливости. Филипп думал, что Арнэм поцелует мать, и, похоже, она ждала этого, потому и подошла к нему, подняв лицо. Он не поцеловал ее. Пожал всем руки. Филипп поставил Флору на ступеньку.
Кристин представила детей:
— Познакомься: Фиона, моя старшая дочь. Она выходит замуж в следующем году. Помнишь, я тебе говорила? Это Филипп, он только что получил диплом и собирается стать дизайнером интерьеров, а это Черил, она недавно закончила школу.
— А это кто? — спросил Арнэм.
Филипп поставил статую так, что действительно могло показаться, будто это еще один человек. Бумага разорвалась, и голова и рука Флоры торчали из сумки. Спокойное лицо, с глазами, будто смотрящими сквозь тебя куда-то вдаль, было сейчас полностью открыто, как и правая рука с букетом мраморных цветов. Зеленое пятно на шее и груди Флоры и отколотая мочка уха сразу стали особенно заметны.
— Джерард, помнишь ее? Это Флора из моего сада, ты сказал, что она тебе очень понравилась. Теперь она твоя. — Арнэм молчал, но Кристин продолжала: — Это подарок. Мы привезли ее тебе, ведь ты сказал, что она тебе приглянулась.
Арнэму пришлось изобразить воодушевление, но получилось не очень убедительно. Флору оставили на лестнице. Их было четверо, и по узкому коридору пришлось идти друг за другом, так что складывалось впечатление, будто они входят в дом строем. Филипп радовался, что хотя бы Харди с собой не взяли: вот уж не место для собак.
Комнаты были хорошо отделаны и со вкусом обставлены. Филипп на это всегда обращал внимание. Если бы не обращал, то, наверное, и не стажировался бы в компании «Интерьеры Розберри Лон». Когда-нибудь, пусть не скоро, он сделал бы в своем доме похожую гостиную — с темно-зелеными стенами, картинами в узких позолоченных рамах и ковром, цвет которого — глубокий, благородный теплый желтый цвет — напомнил ему китайский фарфор из музеев.
Через арку была видна столовая и в ней накрытый на двоих стол. Розовые салфетки в двух высоких розовых бокалах, в хрустальной вазе — розовая гвоздика. Прежде чем Филипп сообразил, в чем дело, Арнэм провел всех через боковую дверь в сад. Он поднял Флору, будто боясь, что та запачкает ковер (так показалось Филиппу), и нес статую, размахивая ею, как сумкой с покупками.
На улице Арнэм бросил ее на клумбу, отделявшую сад от альпийской горки, извинился и скрылся в доме. Уордманы остались стоять на лужайке. Из-за спин матери и Черил Фи, подняв брови, посмотрела на брата и с довольным видом кивнула ему, тем самым давая понять, что Арнэм ничего, что он ей понравился. Филипп пожал плечами и обернулся, чтобы еще раз взглянуть на Флору, на ее мраморное лицо, которое не было похоже ни на лицо матери, ни на лицо какой-либо другой женщины из тех, что он знал. Классический нос, глаза, пожалуй, слишком широко посажены, линия губ — мягкая, а взгляд холодный и тусклый, как у человека, которого не тревожат страхи, сомнения и неуверенность.
4 
