Особенно,... 
58 
Гудят пчелки-работяги, спешат до холодов наполнить дом свой медом пахучим и пергой-пыльцой для прокорма новых поколений, коих никто уж не увидит из них… Мал срок рабочей пчелы, но нет у них страха к гибели, ибо в семье все выверено, каждому своя доля и свое дело назначено родом во имя бессмертия его. Серафим молится, пчелы несут взяток и с разлету, с радости труда своего беспечные и стремления поскорее быть в доме, соты заполнить, путаются в его бороде, и старец ласково и нежно высвобождает их из сетей белых волос, долгих седых, говорит безукорно с ними и не почитает за грех прервать молитву, дабы спасти живую тварь…
Упал из гнезда один соколенок, рано намерившийся летать на крылах неокрепших, кормит его старец теперь и корит за неразумность юную, привык соколенок к пустыннику, неловко ходит следом и требовательно клянчит пищу голосом клёкотным и на гнездо веля себя взнесть, да куда старцу на дуб подняться. Раз выпал из гнезда — терпи недолю, не ответствуй других… Сокол с соколихою тоже не знают, как помочь ему, тоже носят пищу, тоскливо взглядывают желтым оком на гнездо, а поднять его не могут туда. Бессловесна тварь разумная, все понимает и мыслит ладом… Так и живет выпадыш, крепнет его перо, уж на крышу избенки взлетает на ночлег и грозно поводит оком окрест, гордый князь неба… Любит он старца и лепоту его рук, за свое племя почитает и все что-то норовит рассказать на своем небесном языке. Внимает Серафим и укорно головой качает:
— Не-епуть…
Золотая пчела села на восковой прозрачности длань старца Серафима. Чрез теплые бугры и овраги морщин ползла пчела и видела насквозь травы и цветы, широко распахнулась длань для нее и вмещала весь мир, и плоть сия моленая пахла нектаром и в жилах алая кровь бурлила, и костушки светились и были прозрачны, и сам Серафим тени не носил за собой, насквозь чист открывался ей, солнце проходило сквозь него, и ветер ласково играл куделями долгих волос и бороды, пчела чуяла его хлебное дыхание, сияние глаз его было радостно и небом казалось. Ползла она и хоботком своим искала нектар в лепестках перстов его и пила дух медовый и несла его в соты…Серафим зрит пчелу медвяну, и мысли его полны… Целый мир в этой Божьей твари, мудрость великая и польза, даже яд обережный лечит, воск свет дает, мед благоуханный — превеликая сытость и сила, меды собирая, опыляет она цветы и жизнь продолжает буйным урожаем семян, а семья пчелиная — диво лада и ума природного. Нет меж пчелами войн, раздоров и горя, лишь работа и строительство сот новых, забота о потомстве и матке своей. Мудра пчелам Вот бы людям лад этот перенять… Легки мысли Серафима, ласточками-касатушками летят они над землею росной, за леса и долы, за моря и реки… Зрит он пчелу, и молитву уста его шепчут во спасение людям, в радость им и любовь, шлет он им глас свой:
- «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящий Его. Яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень…»
Зрит Серафим, как всклубился рой над одной из бортей, переполненной молодым приплодом и матку юную родившей, ужо вернулись проворные стражи-разведчики из дебрей, дом сыскали новый, дупло сухое, все прознали и поведали старой матке… И вот взлетела она с новым племенем, оставив младую царствовать в родимой борти, и повела за собою половину пчел с гудом и весельем. Колесом ходит рой над избой Серафима, облетает дуб заповедный и родник свой чистый, тучкою золотою устремляется в дебрь Княжьего острова на поселение и обживание новых лугов…
Зрит Серафим их полет, и улыбка теплит его древние уста и следом бредет за роем через поле свое и видит, как рой закружил и сел на передых, сбор последний пред путем дальним. Села матка на столб каменный, и разом обвис вокруг рой бородою живой и горячей на лике бога могучего Сварога, и стал он дивно людским, с бородою окладной… Матка ползла и уста щекотала, каменными ноздрями вдыхал Сварог дух медовый и млел щуря очи…
Явился Серафим пред ним, и долго они друг перед другом стояли, и мысли их жизнию были полны, светом и Духом небесным, чудом медовым земным…
ГЛАВА IV
«Ми-илая… ми-и-ила-я… Мила-ая-а… Ми-и-и-илая», — пела в голове Егора птица, — «Ми-и-илая ты моя-я-а…»
— Милая… жалкая ты моя, — шептали спекшиеся губы.
58 
