Особенно,... 
355 
Здесь двойное преступление: поругание матери — своего родного имени и давшего его народа (ибо национальные имена даются через посредство родителей всем народом, и отречение совершается также от всего народа), и желание обмануть других, если только не себя, присвоением чужого имени». Переменить имя в действительности так же невозможно, как переменить свой пол, расу, возраст.
Что касается имени Божьего, то это реальная сила откровения, это звуковая икона. Имяборство сродни иконоборству. «В имени Божьем Господь сам себя именует в нас и чрез нас, в нем звучат для нас громы и сверкают молнии Синая, присутствует энергия Божия».
В декабре 1922 года Булгаков выезжает вместе с семьей из Крыма и, после недолгого пребывания в Константинополе, обосновывается в Праге, где, благодаря заботе президента Т. Масарика, был основан Русский научный институт. На его юридическом факультете Булгаков становится профессором церковного права и богословия». Всемирная история — это Страшный суд», — цитирует Булгаков Шиллера (приписывая эти слова Гегелю) в предисловии к «Трагедии философии».
При жизни на языке оригинала опубликовать эту работу не удалось, она вышла в 1927 году на немецком, на русском она увидела свет только в 1993 году. Отвлекаясь от трагедии родной страны, переживавшей Апокалипсис, Булгаков пишет о трагедии мировой философии, которая переживает взлеты Икара и его падения.
«Философ не может не лететь, он должен подняться в эфир, но его крылья неизбежно растаивают от солнечной жары, и он падает и разбивается. Однако при этом взлете он нечто видит и об этом видении и рассказывает в своей философии. Настоящий мыслитель, так же как настоящий поэт (что в конечном смысле одно и то же), никогда не врет, не сочиняет, он совершенно искренен и правдив, и, однако, удел его — падение»
Беда философа — стремление создать систему, ибо логическая дедукция мира невозможна. Философский путь о. Сергия логично привел его к богословским трудам, которым он посвятил себя в последние годы жизни. По своим политическим убеждениям он монархист. О «христианском социализме» он слышать теперь не хочет, ибо любой социализм означает насилие и безбожие. Иное дело социальное христианство, соборная ответственность за тебе подобных. Человеческая душа — христианка.
Булгаков — необходимое звено в развитии русской идеи. Он не оставил, подобно другим, специального труда, посвященного этой проблеме, но осветил отдельные ее аспекты всесторонне и глубоко. Основной вывод, сделанный им при этом, — философия русской идеи неизбежно смыкается с православием.
В 1925 году в Париже создается Православный Богословский институт. В июле этого года Булгаков переезжает в Париж, чтобы возглавить кафедру догматического богословия. На долгие годы он становится одним из ведущих православных богословов зарубежья. Наиболее значительными работами этих лет являются две знаменитые трилогии, в которых были выражены основы богословских воззрений Булгакова: «Купина Неопалимая» (1927), «Друг Жениха» (1927), «Лестница Иаковля» (1929), «Агнец Божий» (1933), «Утешитель» (1936), «Невеста Агнца» (1945).
Защита софиологического понимания догматов христианства вызвала полемику, а позже суровое осуждение Булгакова в ереси со стороны митрополита Сергия (Москва), имевшего, впрочем, под руками лишь обстоятельные выписки из его труда, сделанные противниками Булгакова. Митрополит Евлогий, как ректор Богословского института, счел нужным создать особую комиссию для уяснения вопроса о «еретичестве» Булгакова, доклад комиссии был, в общем, благоприятным для автора, который мог дальше продолжать свое преподавание в Богословском институте.
Весной 1939 года Булгаков перенес тяжелую операцию (у него был рак горла). Операция была удачной, но голосовые связки были удалены — однако через несколько месяцев Булгаков мог говорить (почти шепотом), мог совершать литургию и даже читать лекции.
13 июля 1944 года, вследствие кровоизлияния в мозг, Булгаков скончался в Париже. Наиболее известным учением Булгакова является теория Софии и основанная на этой теории концепция всеединства. Свою софиологию Булгаков развивал в течение всей жизни. У Шеллинга есть мысль о том, что между временем и вечностью должно находиться нечто, с чего должно начаться время. У Соловьева (и Флоренского) Булгаков находит имя этому нечто — София, премудрость Божия, энтелехия мира, его потенция «София не только любима, но и любит ответной любовью, и в этой взаимной любви она получает все, есть все. И как любовь Любви и любовь к Любви, София обладает личностью и ликом, она есть субъект, лицо, или, скажем богословским термином, ипостась, конечно, она, отличаясь от ипостасей Св. Троицы, есть особая, иного порядка, четвертая ипостась. Она не участвует в жизни внутрибожественной, не есть Бог, и потому не превращает триипостасность в четвероипостасность, троицу в четверицу Но она является началом новой, тварной многоипостасности».
355 
