275 
Алексей Григорьевич не принимал активного участия в государственном перевороте 1741 года. Политика была не его делом. Он охранял дом царевны, а потом во время коронации держал шлейф царской мантии и исполнял обязанности виночерпия. После коронации он быстро повышался в чинах. Елизавета выделила ему Рождественно-Поречье из наследства Миниха и другие имения. Она пожелала, чтобы родственники фаворита разделили с ним богатство и почести. Мать Разумовского, Наталья Демьяновна, получила приглашение приехать в Москву.
Фаворит съездил на несколько дней домой. В блестящем барине, который вышел ей навстречу из шикарного экипажа, мать не узнала своего сына, и Алексею Григорьевичу даже пришлось показать знакомую ей татуировку.
Елизавета встретила ее в Москве очень нежно. Назначенная придворной дамой, получив комнату во дворце, Разумиха, однако, тоскуя по родной деревне, мечтала снова облачиться в крестьянское платье. Узнав, что двор собирается перебраться в Петербург, она не выдержала и попросила, чтобы ее отпустили домой. Но прежде чем вернуться в родное село она, вероятно, присутствовала на одной церемонии, которая, несмотря на уже преподнесенные ей сюрпризы, должна была показаться ей волшебным сном. Речь идет о бракосочетании Елизаветы и Разумовского, тайно отпразднованное в конце 1742 года в деревенской церкви в Перове, недалеко от Москвы.
Разумовский занял особое положение при дворе. Он жил во дворце рядом с императрицей, повсюду сопровождал ее, словно был супругом. Иногда путешествие Ее Величества откладывалось в последнюю минуту, хотя великий князь и великая княгиня уже сели в карету, – по причине недомогания Алексея Григорьевича. Выходя из театра в сильный мороз, императрица на виду у всех спешила поплотнее закутать фаворита в шубу и шапку.
В опере итальянские певцы должны были чередоваться с малоросскими, чьи таланты Алексею Григорьевичу было легко оценить. На официальных банкетах подавались малороссийские блюда, Разумовский сидел рядом с императрицей. Именно он ввел в моду алмазные пряжки на туфлях и алмазные пояса. На его широких плечах сверкали алмазные эполеты. Переливались блеском ордена, пожалованные ему государыней. Царедворцы из кожи вон лезли, желая перещеголять друг друга своим благородством. Если Разумовский заказывал из Парижа карету стоимостью в три тысячи рублей, то его соперники покупали экипаж, который стоил четыре тысячи или больше.
В 1747 году после запроса, сделанного версальским кабинетом, д'Алльон сообщал, что все считают брак фактом, так как Шувалова и Лесток присутствовали при этом. Он даже допускал, что Елизавета может в один прекрасный день объявить о нем публично и разделить корону с мужем. Однако этого не произошло, а Шувалова и Лесток хранили молчание.
Разумовский никогда не забывал о своем происхождении. Назначенный в 1744 году графом Священной Римской империи на основании диплома Карла VII, приписавшего ему княжеское происхождение, он первым высмеял эту фантастическую генеалогию. Фаворит совершенно не стыдился своих бедных родственников, но и не стремился во что бы то ни стало продвинуть их на высокие посты. Правда, сестру свою Авдотью он сделал фрейлиной, а брату, Кириллу, получившему воспитание за границей, проложил дорогу к высшим почестям.
В 1744 году, когда Елизавета на две недели задержалась в Козельце, недалеко от родной деревни Разумовского, фаворит позаботился о том, чтобы его родственники не беспокоили императрицу. Он встречался с ними в доме, который построил на месте своего рождения.
Назначенный в 1767 году фельдмаршалом, Алексей Григорьевич поблагодарил императрицу: «Ты можешь из меня сделать кого пожелаешь, но ты никогда не сделаешь того, что меня примут всерьез, хотя бы как простого поручика».
Он был насмешлив, но без тени злости, и его личная философия была проникнута снисходительной и иронической беспечностью. Не любя игры, равнодушный к деньгам, в которых купался, он держал банк для удовольствия своих гостей и ничего не имел против того, когда его обкрадывали без зазрения совести, плутуя или даже набивая себе карманы золотом, которое он бросал на стол.
Алексея Григорьевича можно было бы считать образцовым фаворитом, если бы не его пагубное пристрастие к алкоголю. Он предавался пьянству на охоте, после чего следовал по стопам отца. Когда графу Петру Шувалову не удавалось найти благовидный предлог, чтобы отказаться от охоты, его жена зажигала перед иконами свечи, а когда он возвращался, служила молебен, если дело обходилось без палочных ударов.
275 
