225 
«Варенька, жизнь моя, ангел мой! Приезжай, голубушка, сударка моя, коли меня любишь…»
«Матушка, Варенька, душа моя, жизнь моя! Ты заспалась, дурочка, и ничего не помнишь… Я, идучи от тебя, тебя укладывал и расцеловал и одел шлафроком и одеялом и перекрестил…»
«Варенька, моя жизнь, красавица моя, божество мое; скажи, душа моя, что ты меня любишь, от этого я буду здоров, весел, счастлив и покоен; моя душа, я весь полон тобой, моя красавица. Прощай, целую тебя всю…»
Говоря об отношениях к племянницам, следует упомянуть о следующем факте. Семен Романович Воронцов, отправляя свою дочь в начале царствования Александра I в Россию, говорил, что он этого не решился бы сделать при Потемкине.
Кроме романов с племянницами у князя было бесконечное количество других. Даже во время самых тяжелых дней долгой осады Очакова в 1787—1788 годах у него, в роскошной землянке, был целый гарем красавиц.
Невозможно описать все любовные похождения «великолепного князя Тавриды». Обладая громадными средствами и могуществом, он беспрепятственно мог удовлетворять свои желания.
Ревнивый Потемкин не стеснялся избавляться от счастливых соперников в ухаживании. К примеру, майор Щегловский был сослан в Сибирь за то, что приглянулся какой-то знатной польской панне, за которой ухаживал сам могущественный князь.
1789 год ознаменовался блестящими военными делами русских армий на юге: были взяты Бендеры, Фокшаны, Аккерман, Суворов добился победы при Рымнике. Князь оказался благородным и благодарным по отношению к Суворову, хотя впоследствии между ними и были трения. Он писал Суворову: «Объемлю тебя лобзанием, искренними и крупными словами свидетельствую свою благодарность!» Князь просил Екатерину наградить знаменитого полководца беспримерно щедро.
В это время императрица вела с ним оживленную переписку, осыпала его наградами, почестями, подарками. Упомянем лишь о стоившем огромных сумм бриллиантовом лавровом венке, присланном Екатериной Потемкину за занятие Бендер. Это были необычайные милости, и это время представляло, кажется, апогей могущества и славы великолепного князя Тавриды.
Хотя победы кампании этого года и были блестящи, но положение войска и разоренной страны являлось таким тяжелым, что Потемкин не скрывал уже сам этого перед государыней, которая начинала думать о мире, чему и был посвящен 1790 год. Зимой 1789—1790-х годов военные действия не велись, а князь жил с невиданной роскошью в Яссах, а затем в Бендерах, где у него обосновался целый штаб красавиц: Потемкина, де Витт, Гагарина, Долгорукова и другие. Тут-то и происходили те гомерические пиры и безумно расточительные выходки князя, удивлявшие современников и легендарные сказания о которых дошли до потомков. Здесь гремел оркестр Сарти из 300 человек, грохотали орудия при тостах за красавиц, раздавались дамам во время десерта целыми ложками бриллианты. Ухаживая за Гагариной, князь, по причине ее беременности, обещал этому новому предмету страсти собрать мирный конгресс в ее спальне. Отсюда мчались курьеры за башмаками и лентами для дам в Париж. Здесь же раз произошла сцена, испугавшая присутствовавших. Слишком вольно обращавшийся с женщинами, Потемкин однажды после обеда у себя, в большом обществе, схватил княгиню Гагарину за талию, та ответила ему пощечиной. Тогда князь встал и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Гости похолодела от ужаса. Но у князя нашлось достаточно такта, чтобы отнестись к этому как к невинной шутке: немного погодя он, улыбающийся, вышел из кабинета и преподнес Гагариной в знак примирения дорогую безделушку.
Потемкин как-то за парадным обедом стал бранить одного из своих генералов – Кречетникова, – а князь Долгоруков защищал бранимого. Светлейший до того рассердился, что схватил Долгорукова за георгиевский крест, стал его дергать и сказал: «Как ты смеешь защищать его? Ты, которому я из милости дал сей орден, когда ты во время Очаковского штурма струсил!»
Встав из-за стола, князь, однако, вскоре подошел к находившимся тут австрийским генералам и сказал: «Извините, господа, я забылся! Я с ним обошелся так, как он заслуживает».
Страшно чувственный князь не довольствовался имевшимся у него в ставке гаремом красавиц: ему нужны были новые и новые победы. Вот, например, характерная выдержка из письма (относящегося к более позднему времени) графа Чернышева из лагеря под Измаилом:
«Кроме общественных балов, бывающих еженедельно по два-три раза, у князя каждый день собирается немногочисленное общество в двух маленьких комнатах, великолепно убранных; в оных красуется вензель той дамы, в которую князь влюблен. Там бывают одни приглашенные… Впрочем, Бог знает, чем все это кончится, ибо ждут Браницкую, и уже послан офицер встретить ее. Г-жа Л. должна немедленно приехать и везет с собою молоденькую девушку, лет 15–16-ти, прелестную, как амур…»
225 
