129 
Однако, продолжала мадам де Мотвиль, «она была поражена, когда он опустился у ее постели и стал целовать край простыни с такой невиданной исступленностью, что невозможно было сомневаться: его сжигала та самая, жестокая и всепоглощающая страсть, лишающая разума всех, кого она коснулась».
В состоянии крайней экзальтации он разразился рыданиями и наговорил королеве «множество самых нежных слов». Взволнованная и одновременно смущенная столь бурным проявлениям чувств, Анна не знала, как ей держаться. Но тут вмешалась одна старая дама, графиня де Лануа, возмущенная поведением герцога: «Встаньте, месье! Подобные манеры не приняты во Франции».
«Я – иностранец, – ответил Букингем, – и вовсе не обязан соблюдать все законы вашего государства», – после чего снова принялся целовать простыни, тяжко вздыхая.
Пряча свои чувства, королева строгим тоном высказала герцогу упрек за то, что своей дерзостью он ее компрометирует. А затем, «гневаясь, но не очень», как отметила мадам де Мотвиль, она приказала ему встать и покинуть комнату. Англичанин поднялся с колен, отвесил глубокий и многократный поклон и удалился с потерянным видом.
На следующий день он еще раз увиделся с Анной Австрийской в присутствии всего двора, попрощался и уехал, «полный решимости вернуться во Францию, и как можно скорее».
В то время Букингем пользовался большим влиянием и неограниченным доверием короля. Вот что писал панегирист Капфиг: «Король полюбил и удостоил своего доверия герцога Букингема, человека с умом любезным и твердым. Под маской ветреника и шутника он скрывал храбрость испытанную и решимость, необходимую для поддержки самодержавия… Букингем, охотник до удовольствий и изящных развлечений, был чрезвычайно мил с дамами: целовал затянутую в перчатку руку герцогини Портсмут точно так же, как, бывало, покрывал поцелуями колени мисс Стюарт или строил ей карточные домики; как сочинял стишки и комедии для мисс Гвин, прелестной и прихотливой актрисы, прежней фаворитки короля. У него было убеждение, что, для того чтобы управлять народом, не следует вести себя подобно строгому траписту и подвергаться лишениям монашеским; правительство должно руководить пороками своего времени, представляя моралистам труд исправлять нравы».
Тем временем Букингем с интересом следил из Лондона за событиями во Франции. И когда узнал, что королева живет чуть ли не отдельно от Людовика XIII, вновь обрел надежду.
С некоторого времени он поддерживал связь с протестантами Ла-Рошели, подчинения которой Ришелье добился год назад, и теперь крепость ждала лишь подходящего случая, чтобы помочь войти английскому флоту в Бретонский пролив.
Когда в начале 1627 года у кардинала снова начались трения с ларошельцами относительно форта Ре, Букингем во всеуслышание заявил, что Англия никогда не допустит преследования французских гугенотов, и убедил Карла I послать войска на континент.
27 июня герцог покинул Потсмут во главе флота из ста кораблей, взявшего курс на Ла-Рошель. «Это святая война», – говорил он.
В действительности же это был всего лишь предлог, чтобы вновь увидеть свою дорогую Анну Австрийскую.
22 июля вместе с пятью тысячами солдат и сотней лошадей он высадился на остров Ре. К ним явились знатные сеньоры гугеноты и с энтузиазмом стали записываться в британские полки. Разгоралась страшная война, грозившая пошатнуть королевскую власть.
На протяжении многих недель обеспокоенный Ришелье делал все возможное, чтобы помешать англичанам войти в Ла-Рошель. Тысячи людей погибли в результате длительных кровопролитных боев, и все ради любви Букингема к королеве Франции.
Военные действия продолжались все лето, и во время одного из сражений был взят в плен г-н Сен-Сервен. Букингем попросил привести его в свою комнату. Войдя к нему, французский дворянин сразу увидел портрет Анны Австрийской, висевший над кроватью англичанина.
«Месье, – сказал герцог, – поезжайте и скажите королеве, что вы здесь видели, а де Ришелье передайте, что я сдам ему Ла-Рошель и откажусь от войны с Францией, если он согласится принять меня в качестве посла». После чего приказал отпустить г-на Сен-Сервена, и тот отправился с этим предложением к кардиналу.
«Если вы произнесете еще хоть слово, – сказал тихо кардинал, – я прикажу отрубить вам голову». Сен-Сервен перевел разговор на другую тему.
Наконец 17 октября Ришелье удалось прогнать англичан с острова Ре. И если он не стал хозяином Ла-Рошели, то, по крайней мере, одолел своего соперника.
129 
