— Так это он — тот детектив, про которого ты говорил?
— Ну да. А вы что, уже встречались раньше?
Сегодня на американце было серое кашемировое пальто. Под пальто серая рубашка, серый шерстяной галстук, серые фланелевые брюки и черные туфли с узором из дырочек. Очки были тоже другие — в черепаховой оправе. Он, как и тогда, в Дахау, был похож на самого большого умника в классе.
— Только в моей прежней жизни, — ответил я Хенкелю, — когда я был владельцем отеля.
— У тебя был отель? — Хенкель взглянул так, будто сама идея показалась ему нелепой до крайности. Что, конечно же так и было.
— А догадайся, где находился этот его отель? — насмешливо-презрительно спросил американец. — В Дахау, недалеко от бывшего концлагеря. — Он раскатисто расхохотался. — Господи, да это все равно что открыть оздоровительный курорт на кладбище!
— Но ничего, для тебя и твоего приятеля вполне подошел, — огрызнулся я. — Этого дантиста-любителя.
— Он имеет в виду, — рассмеялся Хенкель, — Вольфрама Ромберга?
— Его самого, — подтвердил американец. Хенкель, подойдя, положил мне руку на плечо.
— Майор Джейкобс служит в ЦРУ, — сообщил он, увлекая меня в соседнюю комнату.
— Я как-то и не принял его за армейского капеллана, — буркнул я.
— Он очень помог нам с Эриком, он наш друг. ЦРУ предоставило мне это помещение и выдает деньги на исследования.
— Только их почему-то всегда не хватает, — ехидно вставил Джейкобс.
— Медицинские исследования дорого стоят, — ответил Хенкель.
Мы очутились в кабинете, очень аккуратном, типично медицинском. На полу большой шкаф с папками. В бидермейеровском книжном шкафу десятки медицинских книг, а наверху — череп, рядом — бронзовая голова мужчины, похожего на микробиолога, подарившего миру пенициллин, Александера Флеминга; табличка сообщала — да, это он и есть. Аптечка на стене рядом с фотографией президента Трумэна. Письменный стол орехового дерева в стиле рококо, похороненный под грудами бумаг и блокнотов, и еще один череп, приспособленный под пресс-папье. Четыре или пять стульев вишневого дерева. Хенкель указал через двойные стеклянные раздвижные двери на лабораторию, очень недурственно оборудованную.
— Микроскопы, центрифуги, спектрометры, вакуумные приборы, — перечислял Хенкель, — все это стоит больших денег. Майору приходится иногда изыскивать какие-то неофициальные источники финансирования, чтобы наша работа могла продолжаться. В том числе — обер-шарфюрера Ромберга разыскал и его тайничок в Дахау.
— Все верно, — проворчал Джейкобс; отодвинув гардину, он подозрительно всматривался из окна в сад позади виллы. Там затеяли шумную свару птицы. Мне нравится, как в природе решаются проблемы, — я бы сейчас и сам не прочь как следует врезать Джейкобсу.
— Как майор поступил с украденными ценностями бедолаг из лагеря, — через силу улыбнулся я, — это, безусловно, не мое дело.
— Вот теперь, фриц, ты угодил в самую точку, — покивал Джейкобс.
— А чем именно ты занимаешься, Генрих? — полюбопытствовал я.
— Ради бога, — оглянулся на Хенкеля Джейкобс, — не рассказывай ему.
— А почему бы и нет? — удивился тот.
— Ты ничего про этого типа не знаешь. Не забывай, вы с Эриком работаете на американское правительство. Я бы добавил, под грифом «секретно», но сильно сомневаюсь, что вы, парни, даже умеете выговаривать это слово без ошибок.
— Он гостит в моем доме, — стоял на своем Хенкель. — Я доверяю Берни.
— А я все пытаюсь понять — с какой такой стати? — возмущался Джейкобс. — Или это эсэсовские дела? «Старые товарищи»?
Откровенно, я и сам до сих пор немного удивлялся.
— Я объясню тебе, — ответил Хенкель. — Эрику порой становится одиноко, и мне кажется, у него возникают мысли о суициде.
— Господи, мне б такое одиночество, как у Эрика! — фыркнул Джейкобс. — С ним девица эта, которая ухаживает за ним, как ее там, Энгельбертина, что ли. Как мужик может жаловаться на одиночество, когда рядом такая женщина? Для меня загадка!
— Тут он прав, — вступил я.
— Видишь? Даже фриц со мной согласен.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты называл его так, — тихо сказал Хенкель.
— Фриц? А что тут такого?
— Это всё равно как если б я называл тебя евреем. Или даже жидом.
— Да ладно, привыкай, приятель! — хохотнул Джейкобс. — Сейчас жиды при власти, и вам, фрицам, придется делать то, что они вам велят.