Дверцы машины захлопнулись, заурчал мотор. Один из моих «товарищей» двинул меня локтем, чтоб я очнулся:
— Куда желаешь, Гюнтер?
— В полицию, — предложил кто-то. К моему удивлению, оказалось, что это я и говорю. — Я желаю заявить о нападении.
— Но мы и есть полиция! — захохотали на переднем сиденье.
Может, правда, а может, и нет. Мне в общем-то было все равно. Теперь уже все равно. Машина тронулась и быстро набрала скорость.
— Ну, так куда его отвезем? — поинтересовался кто-то через минуту-другую. Чуть приоткрыв глаза, я посмотрел в окно. Похоже, двигались мы в северном направлении. Река была слева.
— Может, в магазин, где продают пианино? — прошептал я.
Им это показалось крайне забавным, я и сам чуть было не расхохотался, но, когда попытался, стало так больно — не до смеха.
— Ишь какой крутой! — заметил громила. — Он мне нравится. — Раскурив сигарету, он, нагнувшись, сунул ее мне в губы.
— Потому ты и отрубил мне палец? — еле слышно спросил я.
— Ну да! Тебе еще повезло, что ты мне нравишься, понял?
— Когда есть такие друзья, голем, то и враги не нужны.
— Как он тебя обозвал?
— Голем какой-то.
— Словечко слюнтяев, — заметил котелок. — Только не спрашивай меня, что оно значит.
— Слюнтяев? — переспросил я по-прежнему шепотом, но они прекрасно меня расслышали. — Кто такие слюнтяи?
— Евреи, — пояснил громила и больно ткнул меня в бок. — Так что, слюнтяйское это словцо? Как он и сказал?
— Да. — Мне не хотелось дразнить его. Не теперь, когда на моих руках осталось всего девять пальцев. Мне нравились мои пальцы, и, что важнее, нравились они и моим подружкам в те прежние дни, когда у меня еще водились подружки. Так что я воздержался объяснять ему, что голем — это такой огромный тупой монстр, лишь отдаленно напоминающий человека. Безобразный, как само зло. К такому уровню откровенности громила еще не готов. И я тоже. И потому я ответил:
— Означает здоровенного такого парня. Крутого, как вареное яйцо.
— Тогда это точно он, — согласился водитель. — Здоровеннее не бывает. И круче тоже.
— По-моему, меня сейчас вырвет, — сообщил я.
Громила тотчас выдрал у меня изо рта сигарету и, опустив окно, выбросил, потом подтолкнул меня к струе прохладного ночного воздуха, ворвавшейся в салон.
— Тебе свежий воздух нужен, и все, — сказал он. — Через минуту все будет в норме.
— Как он там? — нервно оглянулся водитель. — Совсем мне ни к чему, чтоб он блевал в моей машине.
— Порядок. — Громила отвинтил крышку на плоской фляжке и влил в меня еще немного коньяку. — Верно? А, крутой парень?
— Ладно, уже неважно, — вмешался котелок. — Мы на месте.
Машина остановилась.
— На месте — это где? — выдавил я. Они выволокли меня из машины и подтащили к хорошо освещенному входу, где прислонили к штабелю кирпичей.
— Тут государственный госпиталь, — сообщил громила. — Богенхаузен. Отдохни малость. Кто-нибудь да наткнется на тебя вскорости. И сделают все, что положено. С тобой, Гюнтер, будет полный порядок.
— Какая забота! — Я попытался собраться с мыслями, сосредоточиться и прочитать номер машины. Но в глазах у меня двоилось, а потом и вообще все почернело. А когда я снова сумел сфокусировать взгляд, машина уже уехала, а рядом со мной опустился на колени человек в белом халате.
— Что, чересчур крепко ударили по спиртному?
— Ударил не я. Другие. И не по спиртному, а по мне. Лупили, будто любимую грушу Макса Шмелинга.[13]
— А вы уверены? — засомневался он. — От вас пахнет коньяком. И очень сильно.
— Они мне дали выпить, — объяснил я. — А то мне поплохело — после того как они отрубили мне палец. — И я в подтверждение помахал у него перед лицом окровавленным кулаком в платке.
— Хм… — Доказательство, похоже, его не убедило. — У нас лечится много пьянчуг, которые сами себя калечат, а потом являются сюда. Они воображают, нам тут делать нечего, только их беды расхлебывать.
— Послушайте, мистер Швейцер,[14] — прошептал я, — меня измолотили в месиво. Так будете вы мне помогать или нет?
— Может быть. Ваше имя и адрес? И так, на всякий случай, чтобы я не чувствовал себя идиотом, если наткнусь на бутылку в вашем кармане, — как зовут нового канцлера?
Имя и адрес я ему назвал.
— Но как зовут нового канцлера, понятия не имею, — добавил я. — Я еще до сих пор стараюсь забыть имя последнего.
13
Шмелинг Максимилиан Адольф Отто — боксер, единственный абсолютный чемпион мира из Германии, был назван лучшим спортсменом столетия
14
Швейцер Альберт (1875–1965) — философ-теолог, врач и гуманист. Лауреат Нобелевской премии мира