— Я думал, вам, янки, полагается следовать Женевским конвенциям.
— О, мы и следуем. А как же! Но эти ребята, они не обычные солдаты, а военные преступники. Некоторые из них убили тысячи людей, а потому поставили себя вне рамок защиты военнопленных.
Мы прошли за Вольфом в сад, там американец бросил инструменты на траву и приказал ему приступать. День стоял жаркий. Слишком жаркий, чтобы копаться где-то, кроме как в собственных карманах. Вольф на минуту привалился к дереву, стараясь определить, где зарыт ящик, и вздохнул.
— Вроде бы тут, — прошептал он. — Вот, прямо тут. Можно стакан воды? — Руки у него тряслись, а лоб покрылся потом.
— Принеси ему, Гюнтер, пожалуйста, стакан воды, — попросил американец.
Вернувшись с водой, я увидел, что Вольф уже держит в руках мотыгу. Он размахнулся, чтобы всадить ее в землю, и чуть не свалился. Поймав его за локоть, я помог ему сесть. Американец совершенно безмятежно прикуривал сигарету.
— Можешь не торопиться, Вольф, дружище. Спешки никакой. Вот почему я и взял номера на две ночи, ясно? Он не совсем готов для садовых работ.
— Этот человек не способен ни к какой физической работе, — возразил я. — Взгляни только на него. Он на ногах-то еле держится.
Щелчком американец стрельнул спичкой в Вольфа и иронически фыркнул:
— И что, ты воображаешь, он посочувствовал хоть одному заключенному в Дахау? Черта с два!
Скорее всего, когда кто-то падал, стрелял ему в затылок, и всё. А неплохая идея! Избавит меня от хлопот тащить его снова в тюремный госпиталь.
— А я думал, тебе требуется найти драгоценности.
— Разумеется. Но сам я копать не собираюсь — у меня модельные туфли от «Флоршейма».
Я сердито отобрал мотыгу у Вольфа.
— Если есть хоть тень надежды избавиться от тебя до вечера, — буркнул я, — так я сам стану копать.
И воткнул мотыгу в траву, будто в череп американца.
— Ну это уж, Гюнтер, твое дело. Или, как там выражаются англичане, твои похороны.
— Нет, похороны как раз не мои. Но если не возьмусь копать, то станут его. — И я снова замахнулся.
— Спасибо, товарищ, — прошептал Вольф и, сев под дерево, привалился к стволу и прикрыл глаза.
— Ух, фрицы! — ухмыльнулся американец. — Держитесь вместе, а?
— Немцы мы или кто — тут разницы нет, — отозвался я. — Я помог бы кому угодно при таких обстоятельствах. Пусть даже человек мне и не особенно нравился бы. Даже тебе бы помог.
Где-то с час я махал мотыгой, потом работал лопатой и наконец, выкопав около метра грунта, наткнулся на что-то твердое: лопата стукнула, как о крышку гроба. Американец быстро подскочил к краю ямы, глаза его впились в землю. Я снова принялся копать и подцепил ящик размером с небольшой чемодан. Увесистый такой. Я бросил его на траву к ногам американца. А подняв глаза, наткнулся взглядом на короткоствольный «бульдог» 38-го калибра, специальный полицейский.
— Ничего личного, — обронил янки, — но человеку, выкопавшему сокровище, вполне может явиться мыслишка, что и он заслуживает доли. Особенно такому благородному, который отказывается от сотни марок.
— А вот теперь меня снедает желание превратить твою физиономию в кровавое месиво!.. И лопата как раз наготове.
Он помахал револьвером:
— Бросай давай лопату! Да поскорее! На всякий пожарный.
Наклонившись, я поднял лопату и забросил на цветочную клумбу. Сунул руку в карман и, заметив, как он подобрался, рассмеялся:
— Какой-то ты для крутого парня чересчур нервный. — И, вынув пачку «Лаки Страйк», закурил. — Те фрицы, которые до сих пор выгребают осколки изо рта, скорее всего просто небрежно очистили яйца. Либо так, либо наплел ты тут мне небылиц.
— А теперь, — прикрикнул он, — вылезай из ямы, бери ящик и тащи его в машину!
— Ах да, у тебя ж маникюр, — съязвил я.
— Вот именно.
Выбравшись из ямы, я уставился на него, потом опустил глаза на ящик.
— Ты — настоящий подонок! — бросил ему я. — Но в свое время я встречал подонков и похлеще тебя и знаю, что говорю. Причин хладнокровно убить человека полно, но отказ тащить ящик в списке не значится. А потому я иду в дом, умоюсь и выпью пива, а ты можешь отправляться хоть к черту на рога. — И я, развернувшись, зашагал к дому.
Курка американец не нажал.
Минут через пять, выглянув из окошка ванной, я увидел, что ящик к «бьюику» медленно, с трудом тащит Вольф. А янки, по-прежнему держа револьвер наготове и нервно поглядывая на окна, точно боясь, что у меня может найтись винтовка, открывает багажник. Вольф бросил ящик внутрь. После чего оба забрались в машину и стремительно уехали. Я спустился вниз, прихватил из бара пива и запер парадную дверь. В одном американец был прав: хозяин отеля из меня паршивый. И самое время признать это. Я разыскал лист бумаги и большими красными буквами написал на нем: «ЗАКРЫТО ДО ОСОБОГО ОБЪЯВЛЕНИЯ», прикрепил лист на стекло двери и вернулся в бар.