— Не приходилось ли мне видеть его раньше? — Оторвав взгляд от фотографии, она посмотрела на женщину в белом халате, которая в этот момент вошла в комнату с подносом в руках. — А, вот и Ники. Какой сорт чая ты заварила, милая?
— «Чамомайл». Он еще не совсем заварился. И очень горячий. Не обожгите губу, как в прошлый раз.
— Так-так. — Брови Аделаиды Скиннер сошлись на переносице. — А где же сдобное печенье?
— Вам его нельзя, вы ведь на диете. Я принесла бисквиты.
— О, боже! — Старушка взяла с тарелки твердый бисквит и откусила кусочек. — У него вкус картона. Нет, я не могу угощать этим людей.
— Я вовсе не голоден, — вставил Мартинес. — Мне будет вполне достаточно одного чая.
— Он горячий, — снова предупредила Ники, наливая напиток в чашки. — Миссис Скиннер любит горячий чай.
— Чай следует пить только горячим, — с нажимом произнесла Аделаида.
Прихлебывая ароматный «Чамомайл», Мартинес уговаривал себя не торопить события. Они поболтали с миссис Скиннер на отвлеченные темы — о чае, о бисквитах, о сдобном печенье и о погоде, — после чего он, наконец, решил, что пора приступать к делу.
— Итак, что вы скажете? Приходилось вам видеть Харлана Манца раньше?
Аделаида снова поднесла фотографию к глазам.
— Пожалуй, его лицо мне немного знакомо, однако... Я знаю, что уже немолода, но с головой у меня пока все в порядке. Не думаю, чтобы я когда-нибудь встречалась с человеком по имени Харлан Манц.
— А с человеком по имени Харт Мэнсфилд?
Старушка нахмурила брови.
— Странно, но это имя мне почему-то кажется знакомым.
— Он работал инструктором по теннису в Гринвэйлском загородном клубе.
На губах Аделаиды Скиннер появилась легкая улыбка.
— Детектив, неужели я похожа на теннисистку?
Мартинес почувствовал, что краснеет.
— Помимо этого, он подрабатывал там еще и барменом на вечеринках и благотворительных мероприятиях.
Аделаида Скиннер задумалась и вдруг побледнела.
— Да... да, верно. О, боже!
— В чем дело, миссис Скиннер?
— О, господи!
Хозяйка прижала руку к груди. Мартинес встал.
— С вами все в порядке, мэм?
— Да-да... со мной все в порядке... Это же тот самый бармен, с которым Уолтер повздорил на вечеринке, устроенной Хауснером.
Мартинес почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Вынув блокнот, он принялся торопливо писать.
— Повздорил? Что значит — повздорил?
— Да ничего особенного. Просто я его запомнила... потому что говорила с ним... через минуту или чуть больше после того, как Уолтер сорвался.
— И все-таки, что произошло?
— Господи, совершенно обычная вещь. Очередь у стойки бара продвигалась слишком медленно. Уолтер был в плохом настроении и что-то такое ему крикнул — что-то вроде «Эй, прекрати трепаться с девушками и сделай мне скотч!» — Миссис Скиннер опустила глаза вниз. — И еще Уолтер обозвал бармена дураком. Он был изрядно навеселе и, скорее всего, просто пошутил. Но произнесено это было громко, и я думаю, что бармен смутился и расстроился... — На мгновение повисла пауза. Лицо миссис Скиннер горело гневом, руки дрожали, глаза были устремлены куда-то вдаль. — Так или иначе, я сказала этому... кто бы он ни был... что Уолтер просто немного раздражен. Бармен довольно-таки невозмутимо выслушал мои извинения и снова занялся своим делом. — Старушка посмотрела на Мартинеса. — Вы же не думаете, что он мог это запомнить и отомстить!
Мартинес потеребил усы и после некоторого раздумья сказал:
— В общем-то, это уже не важно. А ваш муж больше никогда не встречался с ним?
— Мне, во всяком случае, об этом неизвестно. — Миссис Скиннер немного помолчала. — Но я знаю, что... — Она закрыла глаза, потом снова открыла. — Я знаю, что Уолтер время от времени появлялся в клубе с женщинами.
— Понимаю.
— Так что вполне возможно, он и после того случая встречался с этим... этим...
— Уолтер никогда больше при вас не упоминал о Харлане Манце — или о Харте Мэнсфилде?
— Нет, никогда. И все-таки, как это странно — шальная пуля обрывает жизнь моего мужа, а я, оказывается, задолго до этого знала будущего убийцу и даже разговаривала с ним.
Мартинес кивнул.
— Вы ведь считаете, что смерть моего мужа не была случайной, не так ли?
— Мы проводим комплексное расследование этого преступления.
— Мне кажется, что оскорбление, брошенное человеку в лицо два года назад, не может быть поводом для убийства!