— Это еще ничего не значит.
— Но ведь ты же проходила тесты на время.
— В таких тестах тебе обычно дается пятнадцать минут, а то и больше.
— И здесь то же самое... только старайся думать побыстрее. Фокус в том, чтобы использовать для обдумывания время твоего соперника. Это будет нетрудно, как только ты войдешь в ритм. Вот увидишь, у тебя все получится.
— Ладно, — сказала Синди, глядя в честное, бесхитростное лицо Сэмюэля. — Я попробую. Хотя бы ради того, чтобы понять, по силам мне это будет или нет.
— Да и потом, что может случиться на турнире по скрэбблу? Там ведь не какие-нибудь хулиганы собираются. — Сэм посмотрел на часы. — Уже начало двенадцатого. Я должен вернуться домой к полуночи, а не то мама поднимет по тревоге Национальную гвардию. А если она отправит на мои поиски отца, это будет, пожалуй, еще хуже. — И после небольшой паузы спросил: — Что, если я заеду к тебе домой завтра часов в десять?
— Не надо заезжать ко мне домой. Даже не приближайся к моему дому. И не звони. Мы с тобой никогда особенно не дружили.
— Но мы же не враги, Синди...
— Разумеется, нет. Но мы с тобой до сих пор практически не общались и встречались только на каких-то семейных праздниках.
— Верно.
— Если моя мать увидит нас вместе, она начнет задавать мне вопросы. Сам подумай, — не хватало еще, чтобы отец узнал о нашей затее от моей матери.
— Тогда где мы встретимся?
— В Мак-Грегор-парк. В одиннадцать часов. Только ты и я. Договорились?
— Само собой. Ладно, ты иди, мне еще надо... помолиться.
Сэмми полез в карман за деньгами, но Синди опередила его.
— У нас будет разделение труда, — заявила она. — Ты поблагодаришь Бога за то, что Он послал нам пищу, а уж я заплачу за нее.
30
Рине всегда казалось, что Голливуд с каждым годом становится все более грязным и неухоженным и что вся его былая слава, благодаря которой название этого района Лос-Анджелеса вошло во все энциклопедические словари, давно осталась в прошлом. Теперь же, когда здесь начали рыть метро, в результате чего появились многочисленные стройплощадки с горами строительных материалов, а воздух пропитался пылью, Голливуд приобрел совсем неприглядный вид. Толпы людей, снующих по улицам, нисколько не ослабляли, а лишь усиливали это впечатление. Трудно было поверить, что оплот американской киноиндустрии все еще оставался одним из самых притягательных мест для туристов, однако это действительно было так. Туристы всех национальностей, одетые что зимой, что летом в одинаковые гавайские рубашки с коротким рукавом, обвешанные фотоаппаратами и видеокамерами, роились повсюду. Как, впрочем, и местные жители — неопределенного пола существа с сальными волосами, в рваных джинсах, покрытые татуировками. Участки кожи, не изуродованные татуировками, были проколоты стальными серьгами. Рине вдруг пришло в голову, что эти люди, должно быть, никогда не летают коммерческими рейсами — им ни за что бы не удалось благополучно миновать детектор, определяющий наличие у пассажиров металлических предметов.
Она без особого труда нашла нужный адрес и припарковала на стоянке свой «вольво», выпущенный двенадцать лет назад. Ладони у нее вспотели, сердце отчаянно колотилось. В какой-то момент Рину посетила малодушная надежда, что хозяина не окажется дома, но она тут же подавила эту мысль, понимая, что вряд ли ей так повезет, поскольку он редко куда-либо выходил.
Рина была одета очень просто — черный свитер, джинсовая юбка. Волосы, заплетенные в косу, она прикрыла платком. Постучав в дверь, Рина услышала его шаркающие шаги. Прошло немало времени, пока он наконец открыл ей. При виде Рины лицо его выразило удивление. Он тяжело оперся на трость, улыбнулся и сказал:
— Кажется, я вас знаю.
— Мне тоже так кажется, — улыбнулась в ответ Рина. — Вы ведь были на моей свадьбе.
— Ах да... Я помню эту свадьбу. Там подавали замечательно вкусную еду. Особенно мне понравилась утка по-пекински, мэм. Я тогда так наелся, что мне этого хватило на год.
— Значит, нужно будет устроить еще одну свадьбу. А то, похоже, с тех пор вы почти ничего не ели.
Мужчина похлопал себя по впалому животу.
— Ничего, я пока еще держусь.
Рина посмотрела на него и отвела взгляд. Перед ней стоял Авель Атуотер, друг ее мужа, который вместе с Питером воевал во Вьетнаме. Глядя на Атуотера, не верилось, что этот человек когда-то участвовал в боях. Он был невероятно тощим. Худобу изможденного лица несколько скрадывала седая борода. Серебристые волосы Авеля были заплетены в длинную косичку. Трикотажный спортивный костюм висел на нем, словно на вешалке. Живой труп, да и только. Тем не менее глаза его были ясными, в них светился острый, пытливый ум.