Особенно,... 
144 
В голове Слоуна пронеслись слова, сказанные им матери Эмили Скотт, и он почувствовал стыд.
Пик обошел массивное кресло, опираясь на его спинку, словно удерживая тем равновесие.
— Я не могу изменить того, что было сделано тридцать лет назад, мистер Слоун.
— Разумеется. Но что случилось неделю назад, изменить вы могли.
— Вы не знаете того, что знаю я, того, что я знал и раньше. Вы не сидите в моем кресле. Вы не имеете права меня судить.
— Ошибаетесь, — сказал Слоун. — Сегодня вечером я как раз сижу в вашем кресле. И потому сужу вас.
Пик поднес ладони к губам и наклонил голову, словно в беззвучной молитве.
— Эти переговоры важнее наших разногласий. У нас есть возможность уменьшить, а в перспективе и искоренить нашу зависимость от ближневосточной нефти и покончить со всеми сопряженными с этим проблемами.
— Не выйдет, мистер Пик. Ваше прошлое в конце концов нагнало вас, и на сей раз вам не убежать, и отец ваш вас не спасет. И отдать спасительный приказ вы тоже не сможете. Вы в западне. Вы рассердили ОПЕК, и если вы не вернете нефтяным компаниям мексиканский рынок, они вас изничтожат. Пути к отступлению у вас нет. Вам надо присутствовать на саммите, иначе вы лишитесь своего поста. Но в данный момент это наименьшая из ваших трудностей.
Пик допил бренди, сделав последний глоток.
— Охраны там будет больше, чем когда-либо. Этому человеку и на милю не приблизиться к Белому дому.
— Если б вы и вправду так считали, я сейчас не вел бы с вами беседу.
Кадык Пика дернулся как поплавок.
— И вам известно, кто он, этот Эль Профета?
Слоун не ответил.
— Вы что-то хотите за это?
— Право, не много. По сравнению с тем, что поставлено на карту. Вы разрушили мою жизнь. Я собираюсь разрушить вашу. Бывают времена, когда ради блага страны, ради многих надо пожертвовать несколькими. Я тоже, как правило, этому не следую, мистер Пик. Условия я вам изложил.
Пик покачал головой.
— Я этого не сделаю.
Слоун повернулся и направился к двери.
— В таком случае завтра к полудню вас не будет в живых.
88
В десять утра Розовый сад согрело теплое солнечное сияние. Сотрудники секретной службы заняли свои места на крышах окрестных зданий и на всей территории Белого дома; с ними были собаки, натасканные на то, чтобы чуять взрывчатку. Служащие расставляли стулья и наводили последние штрихи в убранстве трибуны, на которую должны были подняться важные сановники. Машины, припаркованные в радиусе шести кварталов, были отбуксированы; все люки задраены. Аккредитации двухсот пятидесяти виднейших журналистов подверглись скрупулезной проверке.
На другом конце города из хорошо охраняемого вестибюля закрытого отеля вышел и заковылял по бетонной дорожке Мигель Ибарон, идя к ожидавшему его автомобилю. Несмотря на бессонную ночь, он чувствовал спокойствие и бодрость. Он откинулся на кожаное сиденье, и на него нахлынули воспоминания — вся его жизнь проносилась мимо. Вспомнилась минута — уже тридцать лет пронеслось с тех пор, — когда он раздвинул заросли и, выйдя, обнаружил одни трупы; он вспомнил, как поклялся в тот день на крови убитых, что не умрет, не отомстив человеку, совершившему это злодеяние.
И вот день настал.
Сегодня Роберт Пик умрет.
Он сдержал слово.
Чувствуя, что пора, Ибарон стряхнул с себя воспоминания и взглянул на часы. Прошло полчаса с тех пор, как они отъехали от отеля, — время достаточное, чтобы прибыть в Белый дом, даже с поправками на ожидаемые проверки. Он посмотрел в окно, но места были незнакомые. Он наклонился вперед и, нажав кнопку внутреннего телефона, сказал в стеклянную перегородку, отделявшую его от водителя:
— Почему так долго?
Водитель не ответил. Ибарон опять нажал кнопку.
— Почему так долго, шофер?
Ответа не последовало.
Он тихонько постучал в перегородку набалдашником трости.
Водитель не реагировал. Лимузин свернул на другую автостраду.
Ибарон отстегнул ремень безопасности и постучал в перегородку уже посильнее. Но ответа по-прежнему не было. Он тронул дверную ручку. Изнутри дверь не открывалась. Он попытался опустить стекло в окне. Стекло не двигалось. Его охватила волна тревоги.
Что это?
Он с силой стукнул золотым набалдашником по стеклу перегородки. Оно чуть подалось, но не разбилось.
— Где мы? — вскричал он. — Ответьте! Меня ждут на церемонии. Меня будут искать.
144 
