Однажды Шэг отвечает на телефонный звонок и, прижав трубку к груди, говорит Арту:
— Это сам Большой Человек. Прямо с передовой линии Войны против Наркотиков.
Хотя два месяца назад Крис Конти, шеф-резидент в Колумбии, не дотронулся бы до своего старого друга Арта Келлера даже, как говорит поговорка, длиннющей палкой, но теперь и Конти, по всей видимости, поверил.
— Арт, — начинает он. — Я кое на что наткнулся, что тебе, может, будет интересно.
— Подъедешь сюда? — спрашивает Арт. — Или хочешь, чтобы я приехал к тебе?
— А чего б нам не встретиться на полпути? Давно не был в Коста-Рике?
Что означает: он не желает, чтобы Тим Тейлор или еще кто узнал, что он обсуждает что-то с Артом Келлером. И они встречаются в Квепосе. Сидят в пляжном домике под пальмовой крышей. Конти явился с подарками: он раскидывает веером на столешнице несколько корешков банковских депозитов. Корешки совпадают с квитанциями кассира из «Бэнк оф Америка» в Сан-Диего, конфискованными в последней облаве. Документальное доказательство, связывающее организацию Барреры с колумбийским кокаином.
— Где ты раздобыл это? — спрашивает Арт.
— В банках маленьких городков в районе Медельина.
— Что ж, спасибо, Крис.
— Ты их от меня не получал.
— Разумеется.
Конти выкладывает еще не очень отчетливую фотографию.
Взлетная полоса в джунглях, группа парней, окружившая самолет ДС-4 с серийным номером 3423VX. Рамона Мэтти Арт узнает сразу, а один из парней смутно кого-то напоминает. Средних лет, с короткой стрижкой, в военной форме, отполированных до блеска черных ботинках десантника.
Что-то из прошлого.
Очень далекого прошлого.
Вьетнам. Операция «Феникс».
Уже тогда Сол Скэки питал пристрастие к начищенным ботинкам.
— Ты думаешь то же, что думаю я? — интересуется Конти.
— Ну, если ты думаешь, что этот человек из Компании, то думаешь правильно. Последнее, что я слышал про Скэки, — он был полковником авиации в спецвойсках, а потом ушел в отставку. А это самая та биография для Компании.
— Слушай-ка, — говорит Конти. — До меня дошли кое-какие слухи.
— Можно обменяться. Выкладывай свои.
— Три радиобашни в джунглях к северу от Боготы, — говорит Конти. — Подобраться к этому району и проверить я никак не могу.
— Жителям Медельина вполне доступна такая технология, — роняет Арт. Вот и объяснение тайны, как самолеты «СЕТКО» летают без радара. Три радиобашни вполне могут подавать сигналы VOR [54] и провести самолет туда и обратно.
— У картеля Медельина хватило знаний построить маяки, — соглашается Конти. — Но могут ли они сделать так, чтобы они исчезли?
— То есть?
— Снимки со спутников.
— Ну?
— На снимках их нет. А с таких снимков, Арт, мы номера машин читаем. Маяк VOR не желает светиться? А как насчет самолетов, Арт? У меня есть снимки АВАКС, и там их не видно тоже. Ничего нет. Любому самолету, летящему из Колумбии в Гондурас, приходится пролетать над Никарагуа, страной сандинистов, и уж за ними-то, друг мой, мы очень даже следим сверху.
Да, тут уж без дураков, думает Арт. Никарагуа — это «яблочко» на мишени для рейгановской администрации в Центральной Америке; еще бы, коммунистический режим в самом сердце доктрины Монро. Администрация спонсировала силы контрас, взявшие в окружение Никарагуа от Гондураса к северу, а отсюда в Коста-Рике на юге, но потом Конгресс США принял поправку Боланда, запрещающую военную помощь контрас.
А теперь возникает бывший солдат спецвойск, ярый антикоммунист («Коммунисты ведь атеисты, а? На хрен их») в компании Рамона Мэтти Балластероса и самолета «СЕТКО».
Из Коста-Рики Арт уезжает в еще большем бешенстве, чем ехал туда.
Вернувшись в Гвадалахару, Арт посылает Шэга в Штаты с поручением. Ковбой вступает в контакт с каждым отделением и офисом Управления по борьбе с наркотиками на Юго-Западе и своим мягким напевным ковбойским выговором сообщает им:
— Мексиканская наркоторговля на самом деле существует. Вот-вот они развернутся на полную катушку. Когда это случится, вы же не захотите, чтоб вас застигли со спущенными штанами. Как станете отбалтываться, почему упустили, не предусмотрели? Можете топтаться на официальной линии на публике, но по тихой лучше играть заодно с нами, потому что когда затрубят трубы, amigos, мы обязательно вспомним, кто — овцы, а кто — козлы отпущения.