161 
— Ты говоришь, к нему заходил Сэрро, — обращается Скэки к Антонуччи.
— Так мне сказал сам Парада.
— Сэрро известно достаточно, чтобы сместить все правительство, — замечает Скэки.
— Нельзя волновать Его Святейшество такой информацией, — говорит Антонуччи. Нынешний Папа был ярым сторонником «Опус Деи» и даже причислил недавно к лику блаженных отца Эскрива, а это первый шаг к канонизации. Вынуждать его просмотреть информацию об участии ордена в нескольких крайне жестоких операциях против заговора коммунизма было бы, по меньшей мере, неловко.
Но еще хуже, если разразится скандал с действующим правительством, когда в разгаре переговоры о возвращении церкви полновесного юридического статуса в Мексике. Такие разоблачения наверняка потопят правительство, а вместе с ним и переговоры, и маятник качнется в пользу еретических теологов-либералов, а многие из них — «полезные глупцы» с добрыми намерениями, они станут помогать установлению коммунистического режима.
Так происходило всюду, размышляет Антонуччи: сбитые с толку, заблуждающиеся священники-либералы помогали коммунистам прийти к власти, а потом красные устраивали массовые расстрелы священнослужителей. Так случилось в Испании, почему, собственно, блаженный Эскрива и основал орден.
Как члены «Опус Деи», и Антонуччи и Скэки хорошо подкованы в концепции превосходящего добра; а для Сола Скэки добро — уничтожение коммунизма перевешивает зло — коррупцию. Есть у него и еще кое-какие соображения насчет договора НАФТА, до сих пор дебатируемого в Конгрессе. Если компромат Парады обнародовать, to это угробит договор. А без него не останется никакой надежды на развитие среднего класса в Мексике, он же, в свою очередь, — единственное противоядие от отравляющего распространения коммунизма.
— У нас есть сейчас возможность, — говорит Антонуччи, — совершить благодеяние для душ миллионов верующих — заработав благодарность правительства, вернуть истинную церковь мексиканскому народу.
— Если мы не дадим этой информации ходу.
— Вот именно.
— Но это не так просто, — роняет Скэки. — Парада явно уже ознакомился с материалами, и он непременно публично поделится сведениями, если поймет...
Антонуччи поднимается:
— Ну, земные трудности я всегда предоставляю улаживать мирским братьям ордена. Я в этом ничего не смыслю.
А Скэки смыслит. И очень даже.
Адан лежит в постели в большом estancia (и одновременно крепости) на ранчо Лас-Бардас, принадлежащем Раулю, у дороги между Тихуаной и Текате.
Главные жилые помещения ранчо — отдельные коттеджи для Адана и Рауля — окружены десятифутовой стеной, она утыкана осколками бутылок, а поверх еще пущена колючая проволока. Ворот двое, каждые с могучими, укрепленными сталью дверями, в каждом углу вышки с прожекторами, на них несут вахту охранники с «АК-47», пулеметами «М-50» и китайскими противотанковыми ружьями.
Даже чтобы приблизиться к дому, надо проехать две мили по грунтовой дороге, свернув с шоссе; но, скорее всего, вам вряд ли удастся выехать на эту дорогу, потому что развилка на шоссе охраняется полисменами в штатском.
Вот здесь братья и спрятались сразу после нападения на дискоклуб «Ла Сирена», и теперь вся охрана дома начеку. Охранники патрулируют дом днем и ночью, окрестности объезжают отряды на джипах, электронными приборами пытаются засечь радиопередатчики или чужие звонки с мобильников.
Мануэль Санчес караулит под окном Адана, точно преданный пес. Мы теперь с ним близнецы, думает Адан, с одинаково изувеченными конечностями. Но моя рана заживет, а его хромота — навсегда, потому я и держу беднягу у себя на службе все эти годы телохранителем, с давних дней операции «Кондор».
Санчес свой пост не оставляет никогда — ни поесть, ни поспать.
Так, изредка привалится к стене, баюкая обрез на коленях, или иной раз встанет и поковыляет немного вдоль стенки взад-вперед.
— Зря, патрон, вы меня с собой не взяли, — пенял он Адану, по лицу у него струятся слезы. — Лучше б я был рядом.
— Твоя работа защищать мой дом и мою семью, — ответил Адан. — И ты еще никогда не подводил меня.
И вряд ли когда подведет.
Мануэль ни на минуту не отходит от окна Адана. Кухарки приносят ему тарелки с теплыми тортильяс, refritas [119] и перцем, горячий бульон с albon-digas, и он усаживается под окном и ест. Но никуда не уходит: дон Адан спас ему жизнь и ногу, и дон Адан, его жена и дочка в доме. И если sicarios Гуэро проберутся на территорию, им придется пройти через труп Мануэля Санчеса, чтобы добраться до них.
161 
