Альварес, свалившись на пол, катается от боли.
— Твой последний funciete [82], Доктор, — говорит Рамос. — Там, куда ты отправишься, никаких chocho не будет.
И ударяет шокером снова.
— Что, больно, да, ублюдок?
— Да, — стонет Альварес.
— Будь на то моя воля, я б всадил тебе пулю в голову. Но, к счастью для тебя, не я тут распоряжаюсь. А теперь сделаешь все, что я скажу, понял?
— Да.
— Вот и прекрасно.
Ему надевают на глаза повязку, связывают телефонным шнуром запястья и выводят через заднюю дверь к машине в проулке. Заталкивают на заднее сиденье, потом заставляют лечь на пол. Рамос, забравшись в машину, ставит ноги на шею Альваресу, и они едут в надежное убежище в пригороде.
Доктора вводят в темную комнату, где снимают с глаз повязку.
Альварес начинает плакать, увидев человека, развалившегося в кресле перед ним.
— Знаешь, кто я? — осведомляется Арт. — Эрни Идальго был моим лучшим другом. Un hermano. Sangre de mi sangre [83].
Альвареса бьет крупная дрожь.
— Ты был его палачом, — продолжает Арт. — Ты глумился над ним. Ты делал ему уколы, чтобы он не терял сознания и подольше мучился.
— Нет!
— Не надо врать. Так ты только еще сильнее злишь меня. У меня есть магнитофонная запись.
На брюках Доктора впереди проступает пятно и ползет вниз по ноге.
— Он обмочился, — замечает Рамос.
— Разденьте его.
С него сдергивают рубашку и оставляют болтаться на связанных запястьях. Сдергивают брюки и трусы на щиколотки. Глаза Альвареса наполнены диким ужасом. И ужас его растет, когда Клейндейст говорит:
— Ну-ка, нюхни. Чувствуешь запашок?
Альварес кивает.
— Это из кухни, — продолжает Клейндейст. — Напрягись-ка, тебе ведь этот запах знаком? Нет? О'кей — это нагревается металл. Железный прут над плитой.
Входит один из людей Рамоса, держа рукой в рукавице раскаленный, малиново отливающий металлический прут.
Альварес теряет сознание.
— Ну-ка взбодрите его! — бросает Арт.
Рамос стреляет ему из шокера в голень.
Альварес приходит в себя и заходится криком.
— Наклоните его над диваном.
Они перегибают Альвареса через валик. Два человека держат за руки, широко разведя их. Двое других удерживают на полу ноги. Еще один подносит к его лицу раскаленный прут.
— Нет, пожалуйста... нет!
— Мне нужны имена всех, — требует Арт, — кого ты видел в доме, когда вы убивали Эрни Идальго. И нужны они мне сейчас.
No problema.
Альварес принимается частить комической скороговоркой, точно на ускоренной записи.
— Адан Баррера, Рауль Баррера, — перечисляет он. — Анхель Баррера, Гуэро Мендес.
— Кто?
— Адан Баррера, Рауль Баррера...
— Нет, — перебивает Арт. — Последнее имя.
— Гуэро Мендес.
— Он тоже был там?
— Si, si, si. Он был главным, сеньор. — Альварес шумно втягивает воздух. — Это он убил Идальго.
— Как?
— Слишком большая доза героина. Случайность. Мы намеревались освободить Идальго. Клянусь. La verdad [84].
— Поднимите его.
Арт смотрит на рыдающего доктора.
— Ты напишешь показания. Расскажешь все про свое участие. Все про Баррера и Мендеса. De acuerdo? [85]
— De acuerdo.
— А потом напишешь еще заявление, что тебя не пытали и никак не принуждали давать показания. De acuerdo?
— Si. — Потом, чуть опомнившись, Альварес начинает торговаться: — Но я получу хоть какую-нибудь компенсацию за мое сотрудничество?
— Я замолвлю за тебя словечко, — обещает Арт.
Они усаживают доктора за кухонный стол, вручив бумагу и ручку. Через час работа закончена. Арт читает, прячет в кейс и говорит:
— А теперь ты отправишься в небольшую поездку.
— Нет, сеньор! — вопит Альварес. Про маленькие поездки ему хорошо известно. В них всегда присутствует лопата и мелкая могила.
— В Соединенные Штаты, — заключает Арт. — Самолет ждет в аэропорту. Ты поедешь по собственной воле, я полагаю.
— Да, конечно.
Выбор, разумеется, правильный, думает Арт. Человек только что настрочил донос на Баррера и Гуэро Мендеса. Его шансы выжить в Мексике равны нулю. Арт надеется, что срок его жизни в федеральной тюрьме «Марион» будет как у патриархов в Ветхом Завете.
Двумя часами позже Альвареса, вымытого, в свежих брюках, доставляют в самолете в Эль-Пасо, там арестовывают и предъявляют обвинение в пытках Эрни Идальго, приведших к смерти. Когда доктора приводят в тюрьму, его фотографируют раздетым от головы до колен в доказательство того, что его не пытали.