Она подошла к окну и приподняла меховую штору. Ярко светило солнце, с улицы веяло теплом – судя по всему, день обещал быть жарким и по-летнему великолепным. Элизабет подставила лицо легкому ветерку.
«Великий день», – думала она. Сегодня найдутся ответы на многие вопросы. Взгляд скользнул к окраине леса, где разбил лагерь Белвейн со своими людьми. Сегодня свершится правосудие. Элизабет всматривалась в деревья: что-то ей казалось не так, но мозг никак не мог уловить, в чем дело. Чтобы привести в порядок мысли, девушка тряхнула головой. Воины ушли! Не может быть! Элизабет высунулась из окна. Да, ночью Белвейн и его люди ушли. Испарились, словно их здесь и не было.
В ярости Элизабет обернулась к мужу. Она представляла, как он будет взбешен. Почему не подняли тревогу, когда Белвейн сворачивал лагерь? Почему не известили?
– Джеффри! Они ушли! – закричала она. – Все!
Реакция мужа ее насторожила: барон открыл глаза, скорчил недовольную гримасу и перевернулся на другой бок.
Элизабет подскочила к кровати и встала на колет перед Джеффри.
– Они ушли! Просыпайся! Вставай! Надо что-то делать!
Барон перекатился на спину и взревел, как зверь:
– Перестань вопить!
– Выслушай меня! – Элизабет не понизила голоса. – Белвейна нет! Он удрал! Одевайся! Надо организовать погоню! Надо…
– Я знаю, что он ушел, – перебил супругу барон и, видя ее растерянность, со вздохом добавил:
– Это я отправил его домой.
Элизабет не поверила собственным ушам. Джеффри позволил Белвейну уйти?!
– А тот воин, которого я тебе указала за ужином? Ты его тоже отпустил?
– Тоже, – зевнул муж и, подойдя к сундуку, плеснул на лицо из тазика холодной воды, которую принесли еще с вечера.
Элизабет смотрела на него, стараясь сохранить спокойствие. Она убеждала себя, что Джеффри знает, что делает, но чувствовала, как внутри закипает ярость, и пыталась ее подавить.
– Ты скажешь мне, почему так поступил? – наконец проговорила она.
Девушка по-прежнему стояла на коленях у кровати, но теперь ее голова горестно упала на постель.
Золотистые волосы разметались по плечам и скрыли от мужа искаженное мукой лицо.
Джеффри послышалась в ее голосе угроза. И хотя по утрам он обычно бывал не в лучшем расположении духа, на этот раз все же процедил ответ:
– Вечно ты со своими вопросами. Отвечу только потому, что знаю, насколько все это для тебя важно. Но сначала успокойся и дай мне как следует проснуться. Договорились?
Элизабет слушала суровую, холодную, отрывистую речь Джеффри и была способна только кивать. Нежный воин вновь обернулся рассерженным зверем. Что ж, пусть так. Но если его объяснения не смогут успокоить, она ответит холодным словом на каждое холодное слово, криком на каждый крик. Довольно веры и слепого повиновения! Муж потребовал от нее доверия, но не объяснил, почему она должна ему доверять. Однако хватит! Пора прекратить подчиняться его воле.
– Я тебе поверила, – таким же холодным и суровым тоном произнесла она, – а теперь хочу знать, не совершила ли я ошибки.
Джеффри оставил ее вспышку без внимания и продолжал одеваться. Элизабет понимала, что он ее слышал. Но он стоял, отвернувшись, и по выражению лица девушка не могла судить, как он отнесся к ее требованию. Она добьется своего! Заставит его ответить. Элизабет вскочила на ноги, бросилась к двери и, загородив ее собой, сложила на груди руки. «Пусть видит мой вызов, поймет, что я восстала. Я получу ответы!»
Джеффри прикрепил на поясе меч и лишь после этого подошел к жене. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
Он действовал быстро, как ястреб, и прежде чем та сообразила, что он собирается сделать, Джеффри поднял жену так, что ее глаза оказались напротив его глаз.
– Никогда, – проговорил он угрожающим шепотом, отчего девушку пронзило леденящим холодом, – никогда ничего у меня не требуй.
Он встряхнул Элизабет, и она почувствовала, как дрожат его ладони. Золотистые искорки в его глазах превратились в льдинки. Но девушку это не остановило. Она было раскрыла рот, чтобы возразить, сказать, что у нее есть право знать о его намерениях, но барон встряхнул ее еще сильнее.
– Если не собираешься извиняться, лучше молчи.
Элизабет тут же прикусила язык. Ни о каких извинениях не могло быть и речи. Извиняться должен муж, решила она.
– Вот так-то.
По тому, как исказилось лицо жены и от злости потемнели глаза, Джеффри понял, что не дождется извинений.