– Вот, это его. – Дилан положил на стол знак и личный пистолет Нейта. – Ничего я не подозревал, пока чуть не стало поздно. – Он рассказал, как пришел к выводу, что за всем стоит именно Халлинджер, и закончил повествование словами: – Если честно, самому мне это вообще никогда не пришло бы в голову. Все ваша заслуга! Мне и потом не с чем было идти в полицию Саванны. Не ссылаться же на то, что нутром чую! Ведь когда-то он был из их числа.
– Это верно, мы своих не выдаем вот так, за здорово живешь, – мрачно кивнул Драммонд. – Но мне покоя не давало то, что ты сказал о Халлинджере.
– Что он брякнул тогда по телефону? Насчет отказа Кейт от наследства?
– Я вот думаю, мы оба чуяли нутром, не хватало только зацепки. Скажи, ведь и сам ты ухватился за его обмолвку, не отмахнулся от нее?
– Спасибо за тот запрос.
– Всегда пожалуйста. За сорок лет заводишь много полезных связей. Один мой приятель все время роется в базе данных по долгу службы, для него не в тягость маленько помочь и мне, если есть нужда. Он и связал имена Нейта Халлинджера и Ванессы Маккена – где бывали вместе, что делали. К примеру, в Канстине полгода назад они лихо провели время.
– Тот факт, что они любовники, сразу расставил все по местам. Думаю, Ванесса не простит Нейту такого провала.
– А как там Джекман?
– Его отпустили.
– За отсутствием улик? – хмыкнул Драммонд. Дилан кивнул.
– Стыд и срам!
Еше несколько минут они обсуждали дело, потом шеф внезапно сменил тему:
– Знаешь, Бьюкенен, мне ведь давно пора на покой. – Он заложил руки за спину и прошелся по кабинету. – Собираюсь в отставку.
– Да, я слыхал.
– Здесь же думаю и осесть. Уж больно места хороши!
– И транспорт не отравляет существование, – понимающе усмехнулся Дилан. – Не то что в Бостоне.
– А какая рыбалка! Ты, часом, не рыбачишь?
– Бывает.
– Здесь реки и пруды прямо кишат рыбой, – нахваливал Драммонд. – Сам-то в отставку не собираешься?
– Да рановато еще.
– Вот и славно. Нам такие парни нужны. Если Бостон сидит в печенках, перебирайся сюда. А те взрывы выброси из головы – об этом еще и внукам будут рассказывать. Тихо тут, мирно.
– Это правда.
– Короче, Бьюкенен, я ухожу в отставку, но еще с полгодика проболтаюсь в участке. Как тебе такой срок на обустройство?
Дилана больше нет.
Это было первое, что пришло в голову Кейт, когда почти сразу за приглушенным хлопком двери снаружи послышался шум мотора. Сердце пронзила такая боль, что она села в постели, пытаясь разжечь в себе ярость.
Сбежал! Сбежал, даже не простившись, не оставив хотя бы записки... что-нибудь вроде «Еще увидимся»! Нет, это не в обычае бабника – прощаться.
Ярость в конце концов вскипела, и Кейт пулей вылетела из постели, готовая, если надо, броситься наперерез машине, лишь бы высказать все, что думает о таком малодушии. К счастью, она опомнилась раньше, чем оказалась на улице, сообразив, что совершенно голая. То-то было бы разговоров! А сколько приятных воспоминаний это оставило бы Дилану: всклокоченная, нагая любовница бежит по улице вдогонку за машиной, обезумев от мысли, что брошена.
Отвратительный был бы спектакль, да и ненужный в придачу. Дилан наверняка в большой спешке, иначе написал бы хоть пару слов. А может, даже и написал, но в своем безумии она не удосужилась прочесть. И не станет, если уж на то пошло. Потому что это разобьет ей сердце.
Взять себя в руки удалось настолько, что Кейт оделась с особым тщанием, словно не для домашнего завтрака, а для званого ужина. Спустилась на кухню... и там обнаружила веши Дилана. Это заставило ее устыдиться своих мыслей.
Значит, он не сбежал. Не уехал потихоньку от нее. Какое счастье!
Счастье? В чем это? Он все равно уедет, рано или поздно. Вещи-то вон, упакованы. И на столе записка с номером рейса и временем вылета. Даже телефон авиакомпании на всякий случай.
«Но ведь ты с самого начала это знала!»
Кейт вздохнула. Знала, ну и что же? Разве от этого легче? Как она ухитрится сказать «прощай» и не удариться в слезы? Даже вообразить себе это больно, словно сердце разрывается на части. Но рыдать – нет, слезам воли она давать не станет, ни за что на свете. Этого удовольствия она ему не доставит. «Не доводи меня до этого, Дилан!.. Ну пожалуйста!»
Пусть все будет в лучшем виде, пусть будет достойно, а поплачет она потом. Всласть.
Несколько минут ушло на самовнушение: Дилан уезжает, это неизбежно, значит, нечего и мучиться. Точка. Надо заняться повседневными делами. Погрузиться в рутину. Это помогает. Приготовить завтрак и съесть его. Потом двинуться дальше через этот день, шаг за шагом, отдела к делу. Придет еще день, и еще – и так до конца жизни. Одиночество под глупым, жалким девизом «Никто мне не нужен».