70 
Считаю: раз, два, три. Это круги, которые кровать описывает вокруг своей оси.
После третьего круга пора менять положение.
Теперь публика желает видеть, как трясутся от моих толчков груди Марике. Раз, два, три: еще три круга. Апофеоз.
Я должен притянуть ее голову к моему члену. Слегка дергаю ее за волосы — это сигнал. Она чуть отодвигается, и вот торжественное завершение. Публика хлопает. Занавес закрывается. Марике вытирает лицо простыней.
Когда мы вернулись в гримерную, я крепко ее обнял и прошептал:
— Спасибо. Большущее спасибо.
Она нежно меня поцеловала. Эксгибиционисты опять улыбнулись нам с понимающим видом, Виржини посмотрела с изумлением, трудясь над новеньким, который, похоже, был не совсем в форме.
Массажистка меня проняла. Когда-то, наверно, она сводила с ума зрителей в зале, а теперь была вынуждена заскребать остатки своего обаяния, чтобы возбудить тех, кто шел на сцену: что называется, незаметная труженица!
Что я могу к этому добавить, господин судья?
В тот вечер мы повторили наше выступление в такой же последовательности: первая позиция, вторая, третья, потом опять первая — и конец.
И в последующие дни тоже. Ежедневно. В разное время. Утром, вечером, когда придется. Сегодня, например, начнем в десять вечера.
Нет, господин судья, не пытайтесь разыскать меня через полицию в театрах. Даром потратите время. Здесь действует молчаливое соглашение, по которому за порядком следят сами хозяева заведений. Полиция держится на расстоянии, чтобы не нанести ущерба коммерции, ибо полиция пугает клиента и обращает его в бегство. Нет, господин судья, вам не удастся изменить эту расстановку сил из-за какого-то бедолаги вроде меня. Вы же сами говорили: для них я не имею значения.
До свидания, господин судья.
МИНУТОЧКУ ГОСПОДИН СУДЬЯ НЕ ЗАКРЫВАЙТЕ ПОЧТУ ЭТО СТРАШНО ВАЖНО!
Меня осенило, когда я собирался отправить вам этот мейл. Как обычно, я прогонял текст через программу правописания, высматривая ошибки, когда на экране появилось красное подчеркивание, и благодаря одной из этих красных линий я, похоже, нашел разгадку всего. Кажется, я понял, как развивались события с самого начала и кто меня подставил.
Вот она, роковая фраза, выделяю ее курсивом:
«Да, пожалуйста, — продолжала Марике, — сними часы, дома в постели ты их никогда не снимаешь, но здесь так не принято».
Слово «Марике» оказалось подчеркнуто как ошибка. Правильно, в итальянском словаре его нет, но я уже успел на секунду зацепиться взглядом за это предложение, где дальше шло «сними часы». Часы с памятью, которые я никогда не снимаю, даже в душе, даже занимаясь любовью с Марике.
Механизм воспоминания непостижим, что-то годами дремлет в памяти и вдруг достаточно одного слова, услышанного или прочтенного в особую минуту, как оно пробуждается и получает новый смысл. Это что-то, о чем я собираюсь вам рассказать, спало в моем мозгу почти два года и теперь внезапно проснулось, вызванное к жизни тонкой красной линией под именем Марике. Думаю, что могу точно назвать день, когда у меня в памяти отложился этот факт: 12 декабря два года назад.
12 декабря два года тому назад, теперь я это знаю, я ужинал дома у Стеллы. Был четверг (я проверил в Outlook), и Джулиано играл в футбол. Сначала мы договаривались пойти ко мне и снова посмотреть «Delicatessen»,[27] потом она позвонила вечером около половины восьмого:
— Сегодня я так устала, что вернулась домой и залезла в ванну. Теперь сижу в купальном халате и совсем не хочется выходить на улицу. Давай ты ко мне придешь?
— Ладно, только мне нужно забежать домой за DVD.
— Бог с ним, с диском, можно мы лучше поласкаемся?
Еще бы нельзя, мы же все-таки любовники!
Когда я пришел, она все еще была в халате, а под халатом — ничего. В вырезе виднелась грудь, но не полностью, а только прекрасное полукружие снизу. Стол уже был накрыт, как и в первый вечер: синие хрустальные фужеры, бамбуковые салфетки и синие, под цвет фужеров, тарелки.
— Сегодня суши, — объявила она, обнимая меня. — Я его заказала в том японском ресторане, куда мы на прошлой неделе ходили с Джулиано.
Ужинать мы кончили быстро. Обоим хотелось скорей перейти к любви, так, во всяком случае, мне казалось: сегодня я уже не уверен, что ей хотелось того же. Однако, по крайней мере, она старалась произвести такое впечатление.
Мы перешли в спальню. Она сбросила халат, я разделся, вернее, меня раздела она, не переставая целовать.
70 
