Последние отзывы

  70  

— Такое иногда случается при общем массаже, — рыдала она. — Ты ведь не можешь делать массаж…

— Есть и другая возможность. Мы должны принести в жертву трех козлищ, и когда третий фетиш укажет на центр треугольника и круга, ты познаешь в полнолуние преображение во внутреннюю божественность…

— Так говорят и сатанисты, я читала в Интернете… — В общем, она отказалась не сразу. — Я не знаю, Сатана…

— Что дал тебе Бог?

— Ясное дело — п…у для е…ли.

Тойер уезжал из Гейдельберга в расстроенных чувствах. Он вел свой старенький «опель» так же неловко, как и до своего водительского возрождения, произошедшего за последний год. Правда, теперь он это сознавал и не хотел, чтобы его, старого чурбана, долбанул грузовик, поэтому жал на газ. Он был Тойером, а жизнь была словно выпускной бал, где слишком мало девушек, словно бал, затянувшийся до бесконечности. Погода стояла прекрасная, теплая, ясная — и что с того?

Фабри, по-видимому, почти не удивился его звонку:

— Конечно, приезжай, у меня всегда есть время. Тем более для тебя.

Фабри, которого Тойер так любил и про которого постоянно забывал. Одновременно и близкий друг, и загадочная и далекая личность. Десять лет назад он по доброй воле ушел из полиции. Они познакомились еще в младших классах школы. Тойер выручал неуклюжего мальчишку, когда дети дразнили его за алеманнский диалект. Зато Фабри в благодарность давал ему списывать математику и немецкий. В годы учебы в гимназии они потеряли друг друга из вида, а потом снова встретились в полиции. Тойер и там выделялся физической подготовкой, а Фабри сумел обрести необходимую для работы в полиции спортивную форму лишь после долгих тренировок, но в вопросах теории он помогал нервному и неуравновешенному Тойеру.

Сегодня угрюмый гейдельбержец был вынужден мужественно признать, что, пожалуй, выдающийся интеллект Фабри всегда создавал между ними дистанцию, несмотря на обоюдную симпатию и общие детские воспоминания. Они ели, пили, отпускали пошлые шутки. С годами оба прибавили в весе, только Фабри вдвое больше, чем Тойер. Во время их последней встречи он сетовал на свою тучность. Но что ему теперь оставалось делать? Лишь есть и пить в полученном по наследству доме в Шварцвальде. Как звали Фабри по имени? Тойер запамятовал. В прошлом году он получил от него почтовую открытку, но подписана она была лишь буквой «Ф». Правда, номер телефона оставался прежним, адрес тоже, голос звучал, как всегда, устало и хрипло. Пожалуй, Тойер больше всего любил этот умный, рассудительный голос. Он всегда напоминал гаупткомиссару, что тот не одинок в этом мире.

До Карлсруэ сыщик доехал спокойно; хотя третья полоса еще ремонтировалась, все шло нормально. Но южней, между Баден-Баденом и Оффенбургом, начались пробки. В конце пути, на серпантинах, ведущих в гору, к дому Фабри, комиссар благодарил судьбу за то, что ему пришлось висеть на хвосте у тащившихся фур. Так меньше бросалось в глаза, что на душе у него кошки скребут.

Мрачные хвойные леса подавляли, причудливые дома казались игрушечными и нелепыми, но от того, что прежде не нравилось сыщику в Шварцвальде, когда он добрался до конечной цели своей поездки, осталось лишь воспоминание. Фабри жил в Сент-Георгсхёфене, некогда богатом городке, расположенном к северу от Виллинген-Швеннингена. Обрывистый горный ландшафт переходил там в равнину, и это никак не украшало пейзаж, более того, изгоняло из него всякую искру курпфальцской романтики.

Хотя гаупткомиссар давно не видел Фабри, местность он помнил хорошо. Пока немецкие педанты не проиграли Японии войну технологий, в этом городке собирали высококлассные проигрыватели, а одна фирма изготовляла недорогие кварцевые часы для широкого потребителя; выпускались и многие другие товары, на которые был большой спрос. Теперь весь город на глазах приходил в упадок. Так же явственно, безропотно и тоскливо, как и его жители. Тойер почувствовал голод. Он хотел перекусить перед встречей с Фабри, чтобы сразу не набрасываться на еду, и остановился в центре городка.

Именно там власти Сент-Георгсхёфена, ни с того ни с сего пораженные слепотой, в семидесятые годы соорудили уродливую бетонную каракатицу. Ее легко можно было принять за индийский приют для прокаженных или Долину смерти в Техасе. Она вытеснила старинные живописные дома из песчаника под черепичной крышей, которыми прежде был застроен центр города, когда это был еще центр, а не бетонная уродина, окруженная и обезображенная жилыми коробками, выкрашенными в навозный цвет или облицованными плиткой из этернита.

  70