9 
Наш понял: что-то у американца не получается. Дыхнул уже увереннее. Американец посмотрел на дисплей: опять труп. У американца, как рассказывал мне свидетель-харьковчанин, даже волосы в подмышках зашевелились от ужаса. Водитель же, увидев полицейского растерянным, приободрился и спросил: «Что там у вас?»
– Да вот тут, посмотрите, – не зная, как подобрать слова, начал объяснять американец. И показал водителю на дисплей.
– Да у вас же прибор испорчен! – мгновенно осмелел наш «заяц во хмелю». – Да я на вас жаловаться буду. Вы меня оскорбляете. Я что, труп, по-вашему?
Американец окончательно растерялся и, не зная, что дальше делать, отпустил наших. Как утверждал мой рассказчик, он долго еще, стоя на том же месте, тряс своей тестилкой, с которой никак, судя по всему, не мог скинуть слово «труп».
Наши обрадовались, поехали. По дороге уже хотели в честь такого события еще в какой-нибудь ресторанчик заскочить. Но судьба-режиссер распорядилась по-своему. Или они и впрямь ехали качаясь. И их остановила вторая полицейская машина. Впрочем, наш уже опытный водитель ничего не боялся. Уверенно подозвал полицейского и сразу ему предложил: «Давай сюда, без лишних предисловий, свою тестилку». На этот раз он выдохнул что есть мочи. Раза в три больше, чем вдохнул. Полицейский посмотрел на дисплей – глаза у него округлились, как и у первого. Поэтому наш уверенно сам спросил: «Ну что там, труп, да?» Еще больше полицейский удивился такой проницательности.
– Откуда вы знаете?!
– Да у вас же у всех на дороге приборы испорчены, – разошелся наш «заяц». – Да я на вас в муниципалитет жаловаться буду! Уже один нас останавливал. Я у него тоже трупом был. Вы мне за это ответите.
Полицейский не поверил такому бреду, связался со своим коллегой.
– Ты труп останавливал?
– Да, было, – как-то с неохотой ответил тот, видимо, все еще продолжая трясти тестилкой. – Вот до сих пор с дисплея не исчезает.
За нанесенный моральный ущерб наших проводили под конвоем до дома.
А на следующий день они поехали в мексиканский ресторан завтракать с максимальной скидкой. И дринкнуть не только за свою историческую родину, но и за американцев. Все-таки они хорошие – как дети! И с ними можно иметь дело!
Молчать! Я дом покупаю
В 91-м году у меня были очень неудачные гастроли по Америке. Неполные залы. Жулик-импресарио. Зато благодаря этой поездке я стал свидетелем новых историй.
Это был переходный период от России советской к России никакой. Известно, что самые большие деньги делаются во время становления государства и во время его распада. У нас, как всегда, от нашего нетерпения происходило сразу и то и другое. Ломоносов еще предупреждал: если у кого-то где-то убавится, то у другого обязательно должно прибавиться. Одни богатели, другие нищали. Мы строили капитализм по ускоренной программе.
Случай тогда свел меня с одним из первых наших случайных капиталистов в Сан-Франциско. Он приехал туда покупать себе дом. Приехал с семьей и… рюкзачком. Рюкзачок – потрепанный комсомольской романтикой шестидесятых годов. Никому и в голову не могло прийти, что у него в рюкзачке. В то время русских на Западе еще жалели и относились к ним, как к проголодавшимся дикарям. Правда, сам обладатель рюкзачка не был похож на голодающего. Пиджак – пятьдесят шестого размера, брюки – шестидесятого. Советский фасон, укороченный. Из-под брюк видны съеденные туфлями носки, а между носками и брюками светится полоска незагорелых северных крепких ног. По щекам и животу можно было сделать вывод, что часть свалившихся на голову денег он откладывал, а другую часть честно пытался проесть, вкладывая, как говорят в таких случаях, в самое надежное – в себя. Жена, которая приехала с ним, ему в этом, очевидно, с усердием помогала, поскольку была подобна ему фигурой, чуть, правда, уменьшенной в размерах. Помогая мужу правильно вкладывать, она даже все зубы заменила на золотые. Чувствовалось, что этим вложением она особенно гордилась, поэтому все время улыбалась. Мол, вот как элегантно вложены наши деньги! Двое детей – подобные им фигурки, этакие рюкзачки на крепких ножках, которыми они уверенно цеплялись за землю, как корнями. Иногда оба от непонимания момента начинали дружно хныкать. Тогда «главный рюкзак» по-отцовски давал им заботливые затрещины со словами: «Молчать! Я дом покупаю в Сан-Франциско».
9 
