— Я и сам страдал не меньше, ты знаешь.
Марк перестал дрожать, и его лицо, насколько Джон мог видеть, расслабилось. Он встал на ноги, подошел к окну, потянулся. До Джона наконец окончательно дошло, что сказал Марк и это ошеломило его. В голове все смешалось, сердце бешено забилось, и он спросил, заикаясь:
— Это было временное помешательство, припадок бешенства?
Марк присел на кончик стула, наклонился вперед.
— Возможно, и было, когда я действовал физически. Но в причине сделать это никакого сумасшествия не было.
— Почему ты так поступил?
— Ревность. Ярость. Обида.
— Разве у тебя были причины ревновать Черри? Она же любила тебя. Она не смотрела ни на какого мужчину, кроме тебя. Да и вряд ли кто другой посмотрел бы на нее, я в этом уверен.
Марк судорожно сглотнул и нервно рассмеялся.
— Да ты что? Дите наивное? — Он спросил очень неестественно, как актер в плохом фильме. — Она была первостатейной в городе шлюхой.
Сначала он вспомнил, что все вышло из-под контроля. Он не мог управлять своим телом. Красная пелена, какую можно увидеть, если долго смотреть на свет сквозь прикрытые веки, появилась перед глазами. Он вскочил и ринулся на Марка с кулаками. Но Марк увернулся, и Джон лишь слегка задел его шею. Он уклонился и второй раз, когда Джон снова пытался нанести удар. Удар пришелся по спинке стула. Марк дотянулся до настольной лампы и швырнул ее в дверь. Сверкающие, как маленькие бриллианты, осколки разлетелись по комнате. Джон, не удержавшись, врезался головой в стул и замер, тихо постанывая.
— Ты и твои родители, — сказал Марк — должно быть, жили, засунув головы в песок как страус. С пятнадцати лет, задолго до окончания школы, она путалась с кем угодно. И это было не из-за неуверенности в себе и, замечу, не из-за необходимости самоутвердиться или чего-нибудь в этом роде. Ей это просто нравилось. Она сходила с ума от секса, это был главный ее жизненный источник. Я думаю, из-за этого она и была такой привлекательной.
— Привлекательной? — удивился Джон. — Черри — привлекательна? — Джон чувствовал себя ужасно, когда так говорил о сестре. Он — отвратительный и безнравственный предатель. Но в то же время, что он говорил теперь, не имело значения и не будет иметь значения когда-либо снова. — Она была одной из самых некрасивых девчонок, каких я когда-нибудь видел.
Такой отвратительный смех Марка заставил его вздрогнуть.
— Эти глаза, — сказал он, — эти волосы. У нее было самое восхитительное тело. Тело, от которого захватывало дух.
Джон нерешительно прошептал:
— Ты хочешь сказать, что видел…
— Конечно, видел, — перебил его Марк. — Ты думаешь, она ложилась в постель с кем угодно, а мне отказывала? Она собиралась женить меня. И, в конце концов, она хотела меня — но она хотела и всех остальных так же сильно. Любого, старого, молодого. Я полагаю, она ничего не могла с собой поделать. Я действительно так думаю. Жаль, что я не смог с этим примириться, правда? И жаль, что я не смог признаться себе, что она самая прекрасная женщина, какую я только знал, и самый лучший секс, который я когда-либо имел, был секс с ней. Возможно, я стерпел бы ее неразборчивость, если б она не распространялась об этом, не болтала бы с кем попало. Я не ошибался, когда думал, что пережил с ней самое лучшее. Моя семейная жизнь была просто пародией на то, что я испытывал с ней. Но я не смог смириться, Джон. Я не смог пойти на такое. Особенно когда она пообещала измениться, а я затем застал ее со старым Мейтлендом…
— Я не поверю этому!
— Конечно, я понимаю. Но это так. Шестидесятилетний строитель с ручищами каменщика. Этакое омерзительное существо, достойное Книги рекордов Гиннесса по своей омерзительности. С такой белесой щетиной на гнусной роже.
— Но когда это было? Когда она успевала?
— К примеру, половины визитов к миссис Чамберс не было и в помине. Почти все время, когда вы думали, что она у вашей тетушки, ее там не было. Черри очень устраивало, что у родителей нет телефона. А что касается старого Мейтленда, то, конечно же, на работе. Я как-то неожиданно пришел туда — на полчаса раньше, чем договаривались, — и застал ее у него на коленях.
— Может быть, ей стало плохо, — сказал Джон. — Она же болела.
— Ага, нимфоманией. Перестань, не стоит меня в этом убеждать. Мы же не говорим, что мужчина болен, если он с ума сходит по сексу, если ему постоянно его не хватает? Чем же женщины отличаются? Ты сам говорил, что они такие же, как и мы. И с Черри было все в порядке. Это со мной было не все в порядке. Всегда немного сумасшедший, когда любишь. Я убил ее, потому что она позволяла себе спать с другими мужчинами и говорила, что никогда не прекратит этого делать, нечего мне и мечтать, что она остановится.